Птица-радость - страница 25

И Орлик и синяя голубка должны были прийти с запада. Я до слёз всматривался в небо, но ничего не видел.

Вдруг что-то дрогнуло у меня в груди: вдали, быстро увеличиваясь, летела птица!

Прошло несколько секунд, и я понял, что это не Орлик! Нет, он не пошёл бы к дому стороной. Он всегда от высокого здания элеватора мчался сюда по прямой. То была чужая птица, была — я уже совершенно верил в это — синяя голубка стариков.

Всегда в таких случаях становится обидно. Не только жаль проигранного голубя! Обидно, что он оказался в споре слабым, что твоя система воспитания и нагона голубей, твой выбор, твои вкусы плохи.

Грустно раздумывая об этом, я не заметил, как вдалеке появился Орлик. Почти над самым домом он сложил крылья и стремительно понёсся к голубятне.

Я взял Орлика из гнезда и без особого желания пошёл в условное место. Я хорошо представлял себе, как там, на небольшой полянке, сидят уже старики со своей синей и, посмеиваясь, подмигивая друг другу, ожидают меня.

Вон вдали показалась полянка. Что-то не видно стариков.

Лежат, наверно, на травке, покуривают, пошучивают.

Но сколько я ни вглядывался, стариков нигде не было видно. Что за чёрт! И тут снова что-то ёкнуло у меня в груди: да нет же стариков на полянке! Не прилетела их синяя!

И тогда я со всех ног бросился бежать, не обращая внимания на шарахавшихся от меня прохожих.

Вот и полянка! Я сажусь на травку и, тяжело дыша, достаю папиросу.

Чудесный, замечательный день! Какие-то пичуги трещат — воробьи, что ли? Отлично трещат, вполне музыкально. И вообще всё кругом очень мило и хорошо. Как я этого раньше не замечал?

Минут через пятнадцать, задыхаясь, прибегают старики. Увидев у меня Орлика, они останавливаются и неожиданно начинают смеяться.

— Ну и змеёныш! — от души восторгаются мои «противники». — Ну и молодчага: старую голубку обошёл ведь!

Но всё-таки они долго рассматривают Орлика, считают перья у него в хвосте и крыльях — тот ли?

Потом тяжело вздыхают и кладут мне в чемоданчик такую же, как Орлик, синюю голубку.

* * *

Скоро я стал выбрасывать Орлика уже за пятьдесят и даже за сто километров. Ориентировался он отлично. Сделав круг над местом выброски, Орлик мчался к голубятне по прямой. Другие голуби приходили домой, «завивая» спираль или прокладывая в воздухе множество ломаных линий. Орлик шёл так, будто видел за лесами и горами свою голубятню и боялся опоздать домой.

В начале мая я собрался на охоту. Уже выходя из дому, столкнулся с одним из давешних стариков.

Узнав, что охотиться я буду в двухстах километрах от города, старик хитро прищурился и сказал:

— Хорош у тебя голубь, спору нет. Да слабоват всё-таки. Нипочём ему за двести километров не прийти!

— За двести?

— За двести!

— Не прийти?!

— Нет, не придёт!

Одним словом, я уехал на охоту с Орликом. Доканал-таки меня вредный старик. Не забыл нанесённой ему когда-то обиды!

Но, выйдя из поезда на небольшом разъезде, я смалодушничал. Вспомнил, что у Орлика дома осталась голубка, которая вот-вот снесёт яйца; вспомнил, что до города добрых двести километров, и сунул голубя за пазуху. Я свистнул своего старого лаверака* Рея и пошёл в глубь леса. Пусть лучше Орлик посидит в темнице, а то ещё оставишь его семью без кормильца...

_______________

* Л а в е р а к — порода охотничьих собак, английский сеттер.

Известно, охотники народ горячий.

Я настрелял уже довольно много дичи, когда напал на отличное озерцо. Но надо было возвращаться домой. Да где там! Утки так и свистели над головой. Вот опять...

Я выстрелил дублетом*. После каждого выстрела Орлик вздрагивал у меня за пазухой.

_______________

* Д у б л е т — быстро следующие один за другим выстрелы из обоих стволов двустволки.

Один из селезней, загребая крылом, упал неподалёку от опушки, где я укрывался.

Я со всех ног кинулся за подранком. Ружьё, сумка с продуктами и охотничьим снаряжением тяжело хлопали меня по бокам и спине, бежать было очень трудно. Я споткнулся, нога подвернулась. Я грузно упал на неё всем телом.

Через полчаса ступня распухла, я чувствовал, как сапог становится мал, и с большим трудом снял его. Идти было нельзя. Набрав с грехом пополам хвороста, развёл костёр, испёк одну из уток, поужинал.