Птичка-«уходи» - страница 16
Они ехали минут десять до первого светофора. Когда мотор смолк, Дафна услышала, как на заднем сиденье попискивает попугайчик.
– Ты взял птицу! – сказала она.
– Да. Разве она не твоя? Майкл сказал, что твоя.
– Я позвоню в зоомагазин, – сказала Дафна, – и попрошу взять ее обратно. Как ты думаешь, Грета Касс подаст на меня в суд?
– Ей не на что рассчитывать, – сказал Крот. – Выбрось все это из головы.
На следующее утро Дафна уже от своих позвонила в зоомагазин.
– Говорит миссис Касс, – сказала она насморочным голосом. – Вчера я купила у вас волнистого попугайчика. Смешно сказать, но я забыла, сколько он стоил, – может, вы напомните, чтобы я записала у себя?
– Миссис Грета Касс?
– Совершенно верно.
– Мне кажется, мы не продавали вам вчера никакого попугайчика, миссис Касс. Подождите у телефона, я уточню.
Немного спустя в трубке раздался другой, более начальственный голос:
– Вы спрашивали насчет волнистого попугайчика, миссис Касс?
– Да, я купила его вчера, – сказала Дафна в нос.
– Но не в нашем магазине, миссис Касс… Кстати, миссис Касс…
– Да? – прогнусавила Дафна.
– Раз уж вы позвонили, я хочу напомнить, что за вами долг.
– Я помню. Сколько там? Я пришлю чек.
– Восемьдесят гиней – вместе с карликовым пуделем, разумеется.
– Я понимаю. А сколько стоил пудель? Я очень бестолковая в делах.
– Пудель стоил шестьдесят гиней. Остальное числится за вами с прошлого октября…
– Благодарю вас. Я полностью вам доверяю. Я пришлю чек.
– Я знаю: ты украла эту птицу, – сказала тетя Сара, пихнув клетку.
– Нет, – сказала Дафна. – Я заплатила за нее.
Весной 1947 года Линда умерла от болезни крови. На похоронах к Дафне подошел невысокий мужчина лет сорока пяти. Это был Мартин Гринди, тот адвокат, которого любила Линда. Он вручил Дафне свою визитную карточку:
– Может, вы как-нибудь подъедете, вспомним Линду?
– Обязательно.
– Может, на будущей неделе?
– Я все время в школе. Когда кончатся занятия, я вам напишу.
Она написала ему в пасхальные каникулы, и через несколько дней они встретились и вместе позавтракали.
– Мне так не хватает Линды, – сказал он.
– Я вас понимаю.
– Неприятнее всего, что я женат.
Она нашла его привлекательным и поняла, почему Линда так дорожила встречами с ним.
К лету она возместила Мартину утрату Линды. Они встречались в Лондоне в конце недели, а когда в школе начались каникулы, встречались чаще.
Дафна работала учительницей в частной школе в Хенли. Жила она с Пубой и средних лет домоправительницей, которую удалось удержать, поскольку старая прислуга, Клара, умерла, а тетю Сару сплавили в богадельню.
Крот женился, и Дафна грустила, что он не наезжает, как прежде, и не балует ее долгими автомобильными прогулками. До встречи с Мартином Гринди разнообразие в ее жизнь вносил только приходящий учитель рисования, дважды в неделю появлявшийся в школе.
Жена Мартина была несколькими годами старше его, жила в Суррее и страдала нервным расстройством.
– Развод исключается, – сказал Мартин. – Жена против по религиозным соображениям, и, хотя я их не разделяю, я чувствую ответственность за нее.
– Понятно.
Они встречались у него на квартире в Кенсингтоне. Стояла жара. Они купались в Серпантине[9].
Когда у жены наступало ухудшение, его вызывали в деревню. Дафна отсиживалась в квартире либо ходила по магазинам.
– В этом году, – говорил Мартин, – она совсем расклеилась. Но если в будущем году ей станет получше, я, может быть, свожу тебя в Австрию.
– В будущем году, – говорила она, – мне будет пора возвращаться в Африку.
«У Старого Тейса был удар, – писал ей недавно Чаката. – Сейчас он оправился, но соображает очень плохо». Последнее время Чаката, казалось, не особенно рассчитывал на ее возвращение. Дафна терялась, потому что раньше, сообщая домашние новости, он непременно прибавлял: «Ты застанешь много перемен, когда вернешься», или: «Там новый врач. Он тебе понравится» – это уже из происшествий в дорпе. А в последнем письме Чаката писал: «В области образования наметились перемены. Ты увидишь, как далеко зашло дело, если вернешься». Временами ей казалось, что у Чакаты начинает шалить память. «Я стараюсь с наибольшей пользой провести здесь время, – писала она, – но поездки стоят очень дорого. Вряд ли я смогу хоть чуточку посмотреть Европу на обратном пути». В ответном письме Чаката ни словом не обмолвился о Европе, а написал: «Старый Тейс все время сидит на веранде. Бедняга, от него уже нет никакого вреда. В общем, грустное зрелище».