Птицы небесные. 3-4 части - страница 16

стр.

— Не первый раз, батюшка! Мы свое дело знаем! Помолимся вместе, чего уж там!

Среди молящихся я заметил нескольких парней в подрясниках, стоящих в стороне в углу. Все они были мне незнакомы. Среди них выделялся статный крепыш зрелых лет, искоса поглядывавший на меня. Чин венчания прошел радостно и торжественно, дом огласился шумным разноголосым пением: «Исайе, ликуй, Дева име во чреве, и роди Сына Еммануила, Бога же и Человека, Восток имя Ему: Егоже величающе, Деву ублажаем». Невеста краснела под венцом, жених принял солидный вид.

После причащения Игорь обратился ко мне:

— Батюшка, хотелось бы с вами потолковать с глазу на глаз…

— Хорошо, давай вечерком встретимся, когда люди разойдутся.

Во дворе меня окликнули:

— Благословите, батюшка!

Ко мне подошел старший из незнакомых мне парней:

— Можно посоветоваться? Меня зовут Георгий. Приехал я из Ново-Афонского монастыря, послушник.

— А почему здесь оказался?

— Скажу прямо: за непослушание! Позвольте кратко рассказать… Одно время я ходил по Днепру на пассажирском теплоходе помощником капитана. У нас произошло столкновение — в борт ударила баржа. Понятно, сразу паника… Туристы попадали в воду. А большинство сами попрыгали: думали, теплоход утонет, а он на плаву остался… Дело было осенью, в ноябре, уже мелкий ледок поплыл. В холодной воде люди больше двух минут не живут. Спустили мы шлюпку, чтобы людей спасать. Только подплывем к кому-нибудь, а его уже нету… Только с десяток спасли, а потонуло человек сорок… С тех пор у меня нервы расшатались. Поэтому мне машину нельзя водить. Да и вообще, кстати сказать, жизнь не заладилась… Ну, подался я в монастырь. Посадили за баранку насильно, как я ни отказывался. Дальше — больше. Попал в аварию. Игумен мне сразу после аварии говорит: «Все равно будешь у меня шофером!» — «Мне нельзя», — говорю. Тот ни в какую: «А я приказываю!» Ну я ему и ответил: «Приказывай своим келейникам, а не мне!..» Так на Псху и оказался. Слышал, что в вашем скиту пока места нет, но если что, имейте меня в виду…

Он взял благословение и молча ушел в дом.

Двое послушников, издали следившие за нашей беседой, подошли вместе. Послушник Арсений, лет двадцати пяти, худенький, стройный, понравившийся мне с первого взгляда, имел благословение от игумена Ново-Афонского монастыря попробовать себя в уединенной жизни и искал место для своей кельи. Мы разговорились:

— Поищи вниз по Бзыби, там есть безлюдные ущелья, — посоветовал я ему.

— А возле вас нельзя?

— Возле нас подходящих мест нет. Была поляна, но там уже наш иеромонах поселился. А в верховья Бзыби идти очень далеко.

— А к вам можно прийти, посмотреть, как вы живете?

— Арсений, приходи в любое время, когда хочешь…

Мы расстались, чувствуя, что наши отношения установились сами собой. Другой послушник, Филарет, совсем молоденький паренек с Западной Украины, искал на Кавказе пустынников. Он поглядывал на меня с недоверием, крутя тонкие черненькие усики:

— У вас скит от Троице-Сергиевой Лавры?

— Да, от Лавры.

— Бывал там, поступал в этом году в семинарию. Срезали меня. Теперь вот место ищу. Домой ехать неохота, а в уединении жить, чувствую, не потяну. У вас в скиту все забито. А на службу или по-исповедоваться благословите приходить?

— Приходи, только я не всегда в скиту. Там отец Ксенофонт служит, с ним договаривайся.

С Игорем мы встретились в молитвенном доме в шестом часу вечера. Где-то неподалеку, по огородам, несся звонкий лай собаки, должно быть, преследующей лису.

— Тоже ловит кого-то! — беззвучно засмеялся следователь. — Так и я, батюшка! Ловить ловлю, а радости нету… Почему, не знаю…

Он сосредоточенно задумался, собрав лоб в крупные морщины:

— Понимаете, с самого детства мне было неприятно зло и я всегда заступался за слабых. А когда подрос, подумал-подумал и подался в милицию, чтобы со злом бороться. Выучился, должность получил. Только вот в чем дело: всякие преступления умею распутывать, а на душе иной раз так тяжело, что смотреть на мир воротит… Начал-то я бороться с людьми, а теперь с кем борюсь? Не пойму…

— Поясните, пожалуйста, — попросил я задумавшегося следователя.