Птицы знают лучше - страница 21
Когда подошла ее очередь, Саша уже косилась на своего питомца, как на зазипованного дракона. Питомец разглядывал мир исподлобья — судя по всему, прикидывал, кого бы сожрать.
***
Ветеринар с печальными глазами не считал пациента драконом. Он схватил Степлера, как букетик из перьев, заглянул в клюв, ткнул с обратного конца ватной палочкой, а потом замахал сычом, словно поп — кадилом.
— Давай — поволнуйся! — приказал он.
— Что вы делаете? — растерялась Саша. Степлер таращился на доктора Литанова молча, позабыв все жуткие звуки.
— Собираюсь прослушать его сердце и легкие. На удивление здоровый и чистый экземпляр, — кивнул он, отложив стетоскоп, — даже нет лосевых мух и пероедов. Есть ли гельмиты, покажут анализы. Кстати, ваши собственные еще не готовы. Итак… у нас тут домовый сыч, самец, скорее всего — двух лет. Вы в курсе, — Марк закончил писать и усмехнулся, — что именно это наглое недоразумение является символом мудрости — Защитником богини Афины?
Пара ловких движений, и символ мудрости получил стильное кольцо на левую лапу. Украшение его не обрадовало. Что-то подсказывало Саше: дома Степлер отыграется за унижения.
Марк порылся в столе и нашел тонкую книжицу:
— Прочтите, запомните. От себя добавлю: не позволяйте ему садиться на шею — метафорически, разумеется. Избалуете — уже не слезет. Эй! — повысил он голос. — Ну-ка, кыш оттуда!
Сыч сидел на полу перед узкой дверью — то ли кладовкой, то ли стенным шкафом. Степлер жужжал, но не так, как на сов в очереди, иначе — как на мрети в шестой квартире. Замолчал, обернулся на Сашу, и залаял, словно собака.
Собака, которая отыскала бомбу.
— Хороший Защитник. Очень хороший, — задумчиво протянул Марк. Саша молчала, прикидывая, успеет ли сбежать из кабинета, прежде чем из-за двери вырвется очередной кошмар.
— Не бойтесь, — покачал головой доктор Литанов. — То, что находится в этой кладовке, движется медленно.
— То есть, — осторожно уточнила она, — вы не отрицаете, что там — тьма?
— Мало сказать — не отрицаю, — пожал плечами доктор. — Час назад я ее кормил.
***
Они сидели в холле и пили чай с печеньем. Наверное, со стороны казалось: старые знакомые беседуют о пустяках. Мужчина рассказывал, девушка кивала и поддакивала. Внимательный наблюдатель заметил бы, что у девушки дрожат руки, а мужчина — несчастен, хоть и отлично скрывает это.
"Когда ж меня отпустит-то? думала Саша. — Ведь ночью было намного страшнее…"
От нее Марк не скрывал ничего. Доктор выгнал Степлера в коридор, запер дверь, вручил Саше респиратор, надел свой и распахнул кладовку. За дверью не оказалось страшилищ — только ярко-розовое месиво, похожее на человеческие внутренности. Омерзительная масса шевелилась — очень медленно, как Сашу и предупреждали.
У Саши никак не получалось поверить, что эта жуть — всего лишь ядовитые грибы, и ухо в стене — их дальний родственник. Но она продолжала слушать, и слушала очень внимательно: кто еще и когда еще расскажет ей о таких вещах?
Марк говорил, и с каждым словом ему становилось чуть легче. Кому еще и когда еще он сможет рассказать подобное без опаски?
— Нельзя прогнать смерть, и не принести жертву тьме. Вчера ночью спас неясыть — и начала расти эта дрянь. Сегодня подлечил умирающего рыбного филина — дряни прибавилось вдвое.
— Что будете делать, когда ее станет слишком много? — Саша невольно покосилась в сторону кабинета.
— Использую огонь, — пожал Марк плечами.
— Так это же отличный выход, верно? — Саша ободряюще улыбнулась ему. — А если вылечить кого-то крупнее совы, тоже растет подобная гадость?
Марк с горькой усмешкой качнул головой:
— Однажды, три десятка лет назад мой отец рискнул: взялся лечить полностью ослепшего мальчика. Нашел изящное, но при этом фантастическое решение проблемы — благодаря совам. Все прошло просто отлично. В тот же час тьма забрала шестерых жителей города: мужчин, женщин, детей, никак не связанных друг с другом. Больше отец не исцелял никого. А я никому об этом не говорил.
Саша молча посмотрела на свои руки — те по-прежнему дрожали. Откровения Марка Литанова связали ее в сто раз сильнее, чем все приказы господина мэра, вместе взятые. Придется жить тише воды, ниже травы, даже не мечтая о Петербурге.