Пуансеттия - страница 5
- Не давайте ему это есть, - сказал Маркус. – Слышал, они ядовиты для домашних животных.
- Падуб, - ответила она, - Он ядовитый. А пуансеттия нет. Ему придется съесть дюжину листьев, чтобы отравиться пуансеттией. - Но Магдалена все же сняла кота с подлокотника. Она чесала его за ушами, то, чем он обычно наслаждался, кроме тех случаев, когда в комнате был Маркус, и у Мышши, ее озорного проказника, не было времени на нее, когда в имении был его любимый человек.
Кот спрыгнул с ее колен, пересек персидский ковер и запрыгнул на колени Маркуса.
- Уйди, - сказал он коту.
- Сейчас Сочельник. Ты должен быть милым в Сочельник. Если ты не можешь проявить сострадание к собрату, то, определенно, должен сочувствовать коту.
- Он линяет на мои брюки.
- Что вполне нормально для котов. И ты знаешь, что любишь его.
- Я симпатизирую ему, вот и все, - ответил Маркус и погладил кота между ушами. - Его назвали в честь кое-кого ужасного. Меня назвали в честь кое-кого ужасного. Ему приходится мириться с вами. Мне приходится мириться с вами. Мы разделяем столько печалей, верно, Мус?
- Мус?
- Мышь на датском.
- И ты говоришь на датском, потому что ты датчанин...
- Еще я говорю на шведском, норвежском, и французском, и латыни, и немецком, и итальянском, и...
- Я лишь хотела узнать, откуда ты. Почему ты не рассказываешь о своем детстве? - спросила она. - Почему все в тайне?
- Вы знаете достаточно моих секретов.
- Их никогда не бывает достаточно, - ответила она, улыбаясь. - Я хочу узнать все твои секреты.
- Спросите у Муса. Я рассказал ему все секреты в августе, когда вы были в Греции, и мы с ним были наедине.
- Он - кот. Прямого ответа от кота не дождешься. Я пыталась.
- Вы прекрасно знаете, что можете выведать обо мне все, что пожелаете. У вас свои способы, - ответил он.
Магдалена наклонилась вперед и подперла подбородок рукой.
- Но я не хочу знать твои секреты, - ответила она. - Я хочу, чтобы ты рассказал мне о них сам. Секреты не подарок. Твой рассказ о них - вот что подарок.
- Вы знаете о Кингсли, - ответил он.
- Он лишь один из твоих секретов.
- Он единственный важный секрет.
Она улыбнулась. - Ты хочешь в это верить, - ответила она. - Но не веришь, как и я.
Он изогнул бровь, но ничего не сказал. Он откинулся на спинку кресла и гладил Мышши от ушей до самого кончика хвоста. Мышши потянулся, зажмурился и замурчал от внимания.
- Моя киска любит тебя, - сказала она.
- Мус, ты достаточно взрослый, чтобы жить в этом логове порока? - спросил он у кота.
- Мышши всего два года, по кошачьим меркам ему двадцать пять, и он все же старше тебя, Бамби.
- Ты слышал, как она меня называет? - спросил он, смотря на кота. - И почему мы ее терпим?
- Потому что я вам обоим даю именно то, что вам нужно для выживания - ему еду, тебе - добровольных жертв.
- Она права, Мус. - Маркус почесал Мышши под подбородком, и, если бы коты могли улыбаться, он бы это и сделал. - Хотел бы поспорить с ней, но тогда она заберет от меня моих добровольных жертв.
- Боюсь, сегодня без жертв. Все детишки дома на праздниках.
- Вы единственная знакомая мне мадам, которая говорит о своих работницах как о детях. Это немного нервирует.
- И еще я единственная знакомая тебе мадам. К тому же мне нравится нервировать людей. Я этим зарабатываю. Нервирую, раздеваю, лишаю мужественности...
- Я заметил.
- Ты сегодня пришел для высвобождения? Если так, мы можем позвонить Катерине. Она дома с братом и живет недалеко.
- Я пришел, потому что сейчас Рождество. И чтобы поесть. Но по большей части из-за Рождества.
- Ты знал, что я буду одна?
- Я знал, что я буду один.
Она прищурилась. - Не играй со мной, - ответила она. Ей не нравилось, когда Маркус добровольно проявлял уязвимость. Она не доверяла этому. Это игра, и она здесь была главной, не он.
- Мне нравится играть с людьми, - сказал он. – Это то, что я делаю.
- Не заставляй меня тебя жалеть. Я отказываюсь тебя жалеть.
- Тогда зачем вы меня пригласили?
- Потому что ты красивый и редкий, а я люблю смотреть на красивые и редкие вещи. И как видишь... - она махнула рукой на комнату, на карточный столик Сеймура восемнадцатого века, на картину Ван Дейка над камином, на бесценные нефритовые чаши Цяньлунь, стоящие на краю стола. – И, конечно же, это. - Она погладила один ярко-красный лист пуансеттии. - Мое единственное рождественское украшение. Я говорю детям, что не праздную Рождество, и они оставляют меня одну в доме на целых два дня.