Пулковский меридиан - страница 13

Когда дамы остались одни, Дагма, — яд, а не девчонка, — подобралась к дяде Вольдемару (дядя в доме считался дамой. Мужчиной само собой естественно было числить фру Охлопкофф).

— Дядя! — капризно, на правах общей баловницы, потянула она его за локоть. — Что это за старая кляча сидела рядом с тетей Альбиной?

Круглое апоплексическое лицо арматора многочисленных судов выразило неподдельный испуг.

— Да ты с ума сошла, девица! — ахнул он, делая страшные глаза. — Тише! Т-с-с! Это… Впрочем, много будешь знать — скоро состаришься… Это…

— Это — «Я Всех Вас Давишь», Дагма! — фрёкен Вера брезгливо поставила в вазочку нарцисс, золотой пыльцой которого она запачкала себе кончик вздернутого носа. — Ты сказки еще помнишь? «Я — Всех Вас Давишь…»

Серые глаза Дагмы стали лукавыми.

— А ему… можно противиться насилием? — спросила она.

Вольдемар Охлопков всплеснул короткими ручками. «Что за ребенок?» Но в тот же миг громадная костлявая рука Альвины легла, как железные грабли, на светлый, только что конфирмованный лоб девушки:

— Ни под каким видом, маленькая Саукко![13] — проговорила она. — Ни в коем случае! Никогда! Потому что это — дядя Доллар!

Когда совещание закончилось и Маннергейм увез с собой и Лайдонера и страшного тихонького старичка, Владек Щениовский, весь еще в жару, прошел в холодную комнату, примыкавшую к той, где дядя Аря поселил его превосходительство; тут он сел на подоконник, прижался горячим лбом к холодному стеклу.

Да! Вот теперь все было решено! Только что сам главнокомандующий армией, готовящейся к походу на Петербург, выразил согласие принять его на службу!

Пока он намечался на штабную должность в корпус генерала Родзянки, которому предназначалась в ближайшие недели чрезвычайная роль… На должность начштаба туда, к Родзянке, ехал один из ближайших помощников Юденича — полковник, фамилии которого Щениовский еще не успел узнать, но которого генерал звал запросто Александром Эдуардовичем. Он должен был взять с собой и молодого человека. Значит, еще месяц, еще — два и потом… И потом — счастье: сладость мести, восторг быть победителем, под рукоплескания всего мира железной метлой выметать оттуда, из Петербурга, всю эту красную чуму… О!

Ему чудовищно повезло, Владеку! Архип Иванович пожелал, кроме официальных протоколов, иметь еще и собственный… Какое счастье, что когда-то, еще в реальном, он от нечего делать увлекся стенографией!..

Маннергейм поморщился, но не возразил ничего… А теперь он все видел и все слышал…

Да, да! Это была история! Самая настоящая «История» с большой буквы — такая же, как в Тильзите, как в Сан-Стефано, как…

Бедная страна, несчастная Россия!.. Мелкая шушера эта, все эти новоиспеченные «республики», чёрт их задави совсем, Финляндии да Эстонии, салака и марципаны! — все они за каждое движение требуют, требуют, требуют, как Шейлоки, по фунту русского мяса…

Так было больно, так страшно, когда Юденич, изменившись в лице, заверил Маннергейма о своем намерении «безоговорочно признать полную независимость и суверенные права Финляндии…» Независимость чего? Наших дачных пригородов! Суверенные права — на что? На возможность висеть над Белоостровом, над Сестрорецком? Обидно и страшно! Да, но что поделаешь, если мы так чудовищно ослабли, что только на финской «вейке» можем въехать в свой Петербург?

Был и второй вопрос, еще более обидный для русского человека, для русской души… Кто будет командовать армией, идущей на Петроград?

— Вы, господин барон, твердо возымели намерение возглавить союзные войска при их марше на несчастную нашу столицу? — спросил Юденич. — Требование… весьма тяжелое для русского национального сознания!

— О, йа! — охотно согласился Маннергейм. — Но… у меня есть некоторый опыт.

— Я тоже имею известный военный опыт, ваше высокопревосходительство! — багровея затылком, Юденич налег на стол. — И, помимо этого, я могу заверить вас, что ни я, ни верховный правитель, ни кто-либо другой из русского генералитета никогда не согласится уступить эту честь иноплеменнику…

— Очень жаль! — холодно ответил хозяин белой Финляндии, выпрямляясь еще выше над столом. — Если пренебрегать иноплеменниками, не следует взывать к иноплеменной помощи…