Пульсирующий камень - страница 10

Теперь мы не видели больше никаких следов человека. Встречались лишь редкие хижины серингейрос — сборщиков каучука — молчаливые и пустые, наверно, уже брошенные. Больше ничего. После первого дня плавания какое-то странное беспокойство ухватило нас своей потной рукой. Было такое ощущение, будто мы вошли в какой-то коридор, у которого нет конца. Из джунглей — когда старые машины, обессилев, останавливались и капитан начинал ругаться — доносилось неведомое могучее дыхание, и слышались громкие жалобные крики птиц, визгливые вопли обезьян и еще какие-то загадочные голоса, наверное, хищников, за которыми охотились, или, быть может, индейцев, наблюдавших за нами из зарослей.

Одиннадцать бесконечно долгих и тоскливых дней плавания все было хорошо, все было спокойно. Мы почти все время проводили на палубе, потому что жалкая каюта, в которую нас поместили, была полна насекомых, плесени и резкого зловония от гнилых водорослей. На палубе в тени заштопанного тента, защищавшего от безжалостного солнца, мы смотрели на берега, одинаковые в своей дикой и буйной растительности, читали либо играли в карты. Я делал кое-какие записи, Дег фотографировал. Мы не говорили о Стране Огромных Следов. И странно, — даже не думали о ней.

Редко слышны была голоса ветров, быстро и бесшумно проскальзывавших мимо нас. Индейцы молчали, сгрудившись на корме, а странный, похожий на обезьяну, капитан всячески старался избегать нас. Мне только однажды удалось остановить его. Я перегородил ему дорогу, когда он выходил из своей каюты, и спросил:

— Капитан, а гостиница в Марагуа есть?

В его маленьких глазках вспыхнуло подозрение я в то же время страх.

— Есть, — ответил он и сжал губы. Я спросил себя, чего он испугался.

— А комиссара мы там найдем? — поинтересовался я.

Он пристально посмотрел мне в глаза.

— Он всегда там, — тихо проговорил он, грубо отодвинул меня и направился в трюм.

Это произошло на двенадцатый день.

Я оставил Дега на палубе — он фотографировал водоплавающих птиц, нырявших за рыбами, — а сайг спустился в каюту. Мне хотелось заглянуть в одну книгу о вымерших животных, которую я нашел в редакционной библиотеке и захватил с собой. Я открыл свою большую дорожную сумку и замер от удивления. Колокольчики тревоги тотчас зазвенели в моей голове.

Я понял — и тотчас нашел тому подтверждение, — что чьи-то руки рылись в моих вещах. И тут же обрел полное спокойствие: по счастью, так бывает со мной всегда, когда замечаю опасность.

Я закрыл дверь, положил сумку на койку и начал неторопливо извлекать из нее все содержимое, в том числе и свой пистолет П-38, который был неразлучен со мной всю войну в Корее. Нет, вещи были на месте. Я взглянул на коробку с патронами. Все до единого патроны целы. Даже из конверта не пропало ни доллара. Все оказалось в полном порядке.

И все же — я был в этом уверен — кто-то рылся в моих вещах. Перебирая свои бумаги, белье, рубашки, я испытал тот же легкий озноб, то же глухое беспокойство, которое пережил, прикоснувшись к лежавшим на сверкающем письменном столе перу и когтю.

Я сел и стал размышлять. Нет, я не ошибся. Но кто это мог быть? Кроме Дега и меня, кто мог спуститься сюда, в каюту, открыть сумку, осмотреть все мои вещи? Индейцы или негры, не умеющие читать? Может, этот пришибленный джунглями капитан?

На борту были только они, больше не мог быть никто…

А с какой целью кто-то рылся в рюкзаке? И ничего не украл? Выходит, это был не вор. Что же он искал в таком случае? Мои бумаги, мою карту, инструкции полковника? Значит, вполне возможно, что люди, находящиеся на борту пароходика, интересуются нашей командировкой? Почему? Просто из любопытства?…

Вопросы вертелись в моей голове, и я не находил на них никакого ответа. Укладывая вещи, я подумал, что, может быть, ошибся, может, это джунгли и изнурительная скука путешествия сыграли со мной такую шутку, сбили меня с толку. Никто ничего не трогал и…

Нет. У меня было доказательство. Предохранитель на пистолете был снят, а я никогда не оставлял его в таком положении, никогда. Тут я никак не мот ошибиться.

Я подошел к иллюминатору и осмотрел пистолет при ярком свете. На темной стали его было немало отпечатков пальцев. Мои, Дега… и того, кто, преследуя тайный умысел, рылся в моих вещах.