Пуля без комментариев - страница 9

– Кто такая? – развязно осведомился Сергей.

– Бухгалтер из отдела снабжения. Ты вызвал ее сегодня на одиннадцать часов. Не подскажешь зачем?

– Азатян, Азатян… – Сергей сделал вид, что вспоминает, о ком идет речь. – А, черненькая такая, на нерусскую похожа? Я хотел переговорить с ней о закупке мыла для хозяйственных нужд.

– Какого мыла? – побагровев, зарычал отец. – Ты, похоже, даже не знаешь, что наши технички специальными моющими средствами пользуются, а не мылом! Скажи честно, тебе что, своих шлюх не хватает? Зачем ты к порядочным девушкам пристаешь?

– Это она на меня пожаловалась? – хмуро осведомился Сергей. – Я ничего такого ей не говорил. Пригласил к себе по производственному вопросу.

– Прекрати паясничать! – Владимир Семенович хлопнул по столу ладонью. – С каких это пор ты стал вникать в хозяйственные дела? Сидишь у себя в офисе как таракан за плинтусом, вот и сиди, лишний раз нос не высовывай и к женщинам с мерзкими намеками не приставай! Запомни, ты числишься заместителем директора ровно до тех пор, пока я не сочту, что… Ох! – Владимир Семенович схватился за сердце, скривился от боли, побледнел.

– Папа, папочка, потерпи секунду, я сейчас! – Сергей вскочил с места, бросился к аптечке, достал лекарство, налил в стакан воды. – Выпей, полегчает. Папа, ты неправильно понял эту Азатян. На кой черт она мне сдалась? У нее усы растут, прямо как у мужчины. Я действительно всего лишь хотел узнать, сколько денег уходит на моющие средства и нельзя ли оптимизировать расходы.

Приняв лекарство, Владимир Семенович несколько минут приходил в себя, потом отдышался и вспомнил, зачем он, собственно говоря, пригласил сына к себе.

– В конце недели приезжают американцы. С ними будет женщина, корреспондент. Говорят, что она очень даже ничего, симпатичная. Предупреждаю, если ты хоть чем-то прогневишь эту американку и испортишь мне отношения с Лотенко, то я вышвырну тебя на улицу. Ты понял? Держись от американской делегации подальше, а если столкнешься с корреспонденткой нос к носу, то веди себя максимально корректно и учтиво.

– Мне что, ручку ей целовать при встрече? – осведомился Сергей и насупился.

– Даже не вздумай к ней прикасаться! – Директор СГТС вновь начал злиться. – Увидишь американскую делегацию, сделай озабоченный вид и скройся с глаз. Пока они будут в нашем городе, постарайся спиртным не злоупотреблять и с опухшей рожей на работу не приходить. Тебе все ясно? С женщинами руки не распускать, про водку и текилу забыть, мой персонал к себе на эти совещания не вызывать. Малейшее ослушание, и я обрежу тебе зарплату так, что на карманные расходы не хватит!

Сергей заверил отца в том, что будет вести себя тихо и неприметно.

Возвращаясь в свой офис, он повстречал в коридоре Анатолия Лотенко, о котором говорил отец. У Лотенко был какой-то врожденный дефект лицевых мышц, отчего создавалось впечатление, что он постоянно криво ухмыляется. Когда Анатолий учился на юридическом факультете университета, этот его физический недостаток, дефект, был объектом постоянных насмешек со стороны студентов. Но прошли годы, и особенности мимики Лотенко стали чем-то вроде его визитной карточки. Скептическое, брезгливое выражение лица этого состоятельного молодого человека свидетельствовало о том, что он вечно недоволен всем на свете.

«Вот кому повезло в жизни! – завистливо подумал Сергей. – Ему ведь всего тридцать лет, а он уже босс боссов, председатель Союза предпринимателей Западной Сибири. Без своего папочки был бы Толя никому не известным адвокатом или юрисконсультом на заводе. А так он долларовый миллионер, директор коммерческого банка и двух торгово-закупочных фирм, единоличный владелец всего нашего здания. За неделю до путча его папаша, второй секретарь обкома партии, слинял в неизвестном направлении, а уже в конце сентября Лотенко-младший купил лучшее здание в городе. Спрашивается, на какие шиши? Папаша перед бегством деньгами партии его снабдил? А что, вполне возможно. После ликвидации обкома выяснилось, что на счетах у них нет ни копейки. Эх, был бы мой отец партократом! Отсыпал бы мне денег мешок, а сам смылся. Вот было бы дело! Ходил бы я сейчас по городу с презрительной ухмылочкой и не выслушивал бы нравоучения насчет того, как мне вести себя с бухгалтершами да американскими корреспондентками».