Пуля не дура - страница 18

Они уже решили, что жить будут в его двухкомнатной, а однокомнатную Нинкину квартиру продадут и обставятся по современной моде.

Саша пытался представить себе жизнь почтенного семьянина, и она ему не нравилась заранее. Нинка только поначалу представлялась беззаботной птахой. Очень скоро в ней обнаружились воля и упорство. Она уже не раз пыталась диктовать свои взгляды на семейный уклад и бюджет. Пока он без труда отбивался, но чувствовал, что Нинка, как опытный полководец, отступает на время, дабы собрать резервы, а потом ударить вдруг, ошеломив и сокрушив противника. Ежу понятно, думал Саша, что не пройдет и половины медового месяца, как молодая протрубит атаку.

По всему, следовало сбежать, и немедленно, но… беда была непоправима, потому что Саша влюбился. Впервые в жизни влюбился без памяти и потому летел в огонь покорным мотыльком.

Повздыхав, Саша выволок с антресолей банку с краской и уже примерился было к потолку в кухне, когда зазвонил телефон.

— Александр Петрович? — справились в трубке. — Я из акционерного общества «Посейдон». Предлагаю подъехать к нам для беседы, которая должна вам понравиться.

Положив трубку, Саша, не раздумывая, быстро оделся и отправился по указанному адресу. Отчего-то он был уверен — предложат работу, от которой грех отказываться.

Нацелившись пером в бумагу, Юрий Борисович искоса взглянул на своего первого помощника — вице-президента «Посейдона» Туманского. Туманский был высокий, сутуловатый и чрезвычайно тощий субъект с глубоко спрятанными глазками.

— Всего-то на две недельки отдохнуть смотался, а вы тут, гляжу, всласть накувыркались. Смотри, Семен, под твою ответственность! Помню я этого Такаяму, за один дизель слупил с нас, как за два!

Туманский шмыгнул длинным унылым носом:

— То когда было! Мы же только начинали, а новичков эти акулы рублем учат!

— Если бы рублем!.. А мы что, с тех пор поумнели или японец своего бога вспомнил?

— Уважать стал, Юрий Борисыч. Цену предложил божескую да еще в подарок пять деревцев «бонсай» передал. Очень украсят офис.

— Ну, раз бонсай, придется подписать, — пошутил президент. — А тебе, приватно, так сказать, он ничего не поднес?

Туманский закатил глаза и молитвенно сложил лапки.

— Ладно, иди, — отпустил вице-президента Филимонов, небрежно подмахнув бумагу.

Где-то тяжко и басовито ухнуло, аж дрогнула земля. Туманский побледнел и поскакал к окну.

— Смольный на месте? — невинно поинтересовался Юрий Борисович.

— Смеетесь, — заныл Туманский. — Забыли, как дом от газа взорвался?.. Уф, вроде не там, — шумно выдохнул он, вглядываясь в городскую даль, в сторону своего семикомнатного жилища, обставленного настоящей антикварной мебелью и увешанного настоящими «малыми голландцами»[1].

Едва Туманский вышел, нежно тренькнул селектор, и свежий голосок секретарши Поленьки объявил приход Павла Павловича Корчагина.

Начальник службы безопасности, бритоголовый, с толстой шеей, вошел развалистой походкой профессионального «качка».

— Что там? — спросил Филимонов, не отрываясь от последней биржевой сводки.

— Ничего серьезного. Вывих у дамочки, у других посинения от ушибов. Рванул взрывпакет без оболочки, страшилка.

— Кого постращали, почему?

— Работаем, — неопределенно ответил Корчагин. — Кандидатов — полпарохода. Тут еще одно дело, Бобочку необходимо срочно заменить.

Филимонов вспомнил, что из порта в офис его вез не Бобочка, а дежурный водитель.

— Что стряслось? — озабоченно спросил Юрий Борисович. Неунывающего Бобочку, Бориса Токарева, личного шофера, он искренно любил.

— Второй месяц болеет. От вина, — лаконично ответил Корчагин. — А пока мы с вами круиз крутили, он, засранец, до того допился, что третьего дня чертенят ловил в гараже. Пришлось связать.

— Жа-аль, — протянул Филимонов. — Может, полечить его? Торпеду вшить, или, говорят, колдуны есть такие…

— Его уже два раза зашивали, — бесцеремонно оборвал шефа Корчагин, — а колдун сам отказался. Поздно, сказал, личность уже того…

— Жаль, — повторил Юрий Борисович. — Раз так, что ж поделать? Давай его в автослесари пока. Увольнять не будем. А на его место кого?