Пусковой объект - страница 7
Зона была как на ладони перед окнами проектного бюро, и Аля не раз в течение рабочего дня откидывала тяжелые шторы и оглядывала ее со смешанным чувством гордости и страха. Если не считать короткого промежутка времени, когда по проходу двигалась плотная серая толпа зэков, сооружение поражало своим монументальным спокойствием и молчаливым величием.
Оно иногда казалось Але мертвым памятником. На самом деле внутри него невидимо для постороннего глаза, кипела бурная жизнь. В лабиринте из тысячи ста шести помещений, сотен переходов и лестниц копошились тысячи людей разных возрастов, характеров и специальностей, как будто чья-то всесильная рука бросила и перемешала их в этом бетонном котле. Где-то там, в человеческом и техническом хаосе, находился со своей бригадой и ее Игорь. Когда Аля вспоминала о нем, это странное здание с высокой вентиляционной трубой казалось ей не таким уж нелепым и страшным.
Бригады механиков переодевались внизу, на нулевой отметке, в комнате отдыха, и отсюда группами и поодиночке расходились по многочисленным помещениям. Сами они пока не участвовали в работе. Строительство велось силами заключенных. Монтаж оборудования производился комплексными бригадами местных СМУ и спецбригадами заводов-изготовителей. Но контроль возлагался на будущих эксплуатационников. Они должны были хорошо знать техническую документацию и быть придирчивыми контролерами. На этой почве бывали и споры, и конфликты. И Игорю приходилось порой выслушивать в свой адрес отборный мат.
Но кое с кем из строителей он сошелся довольно близко, в основном, на почве одинаковых взглядов на исторические и политические события. Например, тощий, интеллигентного вида Виктор Обухов из Рязани оказался тонким знатоком теории социалистического строительства в отдельно взятой стране. Он считал „социалистический эксперимент” в нашей стране обреченным из-за общенародной глупости и нравственной неподготовленности человеческого материала — прежде всего, политических вождей и больших начальников. Но отдельные, в основном, негативные результаты эксперимента Виктор считал полезными для будущего человечества как кошмарное предупреждение о том, что идея, овладевшая массами, становится материальной силой, но превращается в свою противоположность.
Иногда Обухов любезно приглашал Игоря на перекур в свой „кабинет”, маленькую угловую комнатку между осями „Б” и „В”. В этом запущенном уголке никакие работы давно не велись, и вообще непонятно было его техническое предназначение. На двери была прибита дощечка с надписью „Посторонним вход воспрещен”. Игоря здесь всегда встречали вежливо и радушно. Его дружно приветствовали и торопливо-услужливо подставляли под зад самый высокий удобный камень или прочную стопку кирпичей: „Садитесь, пожалуйста”. Сразу же интересовались, как его здоровье, и наливали самую приличную эмалированную кружку черного напитка, который кипятился на самодельной электроплитке в алюминиевой кастрюле практически весь рабочий день. К Игорю относились как к большому другу, несмотря на то, что он сразу при первом посещении „кабинета” отказался приносить им в зону чай. Зато сигаретами угощал всех и всегда, вплоть до полного опустошения мятой пачки. Светлый отблеск на его личность падал непосредственно от колоритной и уважаемой фигуры Виктора. Уже полгода Обухов считался старшим в восьмой строительной бригаде и официально был назначен техническим секретарем вольнонаемного прораба Михаила Михайловича Сидорова. Последний воспринимался восьмой бригадой зэков как „главный начальник” и одновременно как „балда” и „козел”. Виктор, по их мнению, явно превосходил Михалыча по техническим знаниям и общей смекалке. Обухов позволял себе изредка поспорить с прорабом и предложить более рациональный план предстоящей работы. Одним словом, Виктор Обухов пользовался законным авторитетом в своей бригаде, тем более что это была уже его третья отсидка, за двойное убийство. Сам Виктор, как, впрочем, и остальные зэки, считал, что сидит ни за что, „из-за грубой ошибки следователя”.
Заходя к ним в гости, даже на короткий промежуток времени, Игорь грубейшим образом нарушал режимный Регламент организации работ в зоне. Начальник первого отдела Федор Григорьевич Мартюшев ежедневно без устали проводил по этому поводу устный инструктаж со всеми командированными и вновь принятыми на работу. Мартюшев был ветераном режимной службы, собаку съевшим на всевозможных запретах и регламентах. Юношей он проходил воинскую службу в охранном взводе одного из первых челябинских реакторов, еще в ту горячую пору, когда там непосредственное научное руководство осуществлял сам Курчатов. Видел Федор Григорьевич собственными глазами и своего кумира, Лаврентия Павловича Берия, который прилетал к ним с инспекцией. Мартюшев любил вспоминать, что Берия очень квалифицированно и быстро определял главных виновников аварий и бракоделов. Рассказывал Федор Григорьевич в узком кругу и такой забавный эпизод…