Пусть умрёт - страница 10

   Не помогли и дежурства на манер канувших было в лету добровольных народных дружин. Изворотливые злоумышленники сверхъестественным образом умудрялись обмануть бдительность членов новоиспеченного охранного формирования, хотя бытовало мнение, что дежурные не затрудняют себя добросовестным исполнением вмененных им обязанностей.

   На следующем собрании одним из умников с ярко выраженной внешностью олигофрена было даже высказано невероятное, ошеломляющее своей циничностью предположение, оскорбившее всех присутствующих. 

   — Не исключено, что безобразие это – дело рук... ну, вы понимаете... не в прямом смысле рук… кого-то из своих, – гнусно ухмыляясь, заявил он и тут же вызвался первым добровольно сдать мочу на анализ для сравнения с контрольной. Потом еще более пошло ввернул: – В силу анатомических особенностей под подозрение попадает исключительно мужская половина населения подъезда.

   Трезвые головы восприняли олигофрена всерьез и немедленно принялись стыдить его. Но плевелы дали всходы и с той поры  граждане почему-то стали с недоверием поглядывать друг на друга.

   Развалилась также кинологическая версия. Всего в подъезде проживало четыре собаки. Молодой той – сука, а также йорк-ширский терьер, вечно дрожащий, как осиновый лист и не веся¬щий и полутора килограммов, отпадали по причине ничтожности своего организма, не способного произвести сколь-нибудь замет-ное количество испражнений.

   Дама с третьего этажа, делящая кров с пожилым блад-хаун-дом, привела неоспоримый аргумент в защиту своего любимца. Она заявила, что у него «простата» и ему, даже чтобы просто начать про¬цесс надругательства над углом, требуется не менее пятна¬дцати минут, что автоматически снимает с их семьи всякие подоз¬рения.

   Оставался лишь молодой и наглый белобрысый буль-терьер Вася, вечно пугающий подъездную детвору своими жутковатыми красными глазами альбиноса. Он мог бы стать неплохим кандида-том в козлы отпущения, если бы не два обстоятельства: во-пер¬вых, с ним и с его отмороженным, как и все владельцы булей, хозяином никто не хотел связываться, а, во-вторых, он жил на пер¬вом этаже.

   Таким образом, версия «варяга» имела в ту пору наиболь-шую популярность.

   Отчаявшиеся жители осознали всю тщетность попыток иско-ренить зло самостоятельно, но предприняли бессмысленный шаг: фигурально выражаясь, воскликнули хором: «Милиция!» Но, как нетрудно догадаться, результативность этого органа оказалась также нулевой.

   То ли из-за лени, то ли и впрямь вследствие нехватки кадрового состава «заниматься этой херней» не было ни желания, ни времени. Эти слова без протокола с приветливой улыбкой произнес участковый чрезвычайному и полномочному послу от подъезда, сердечно приобняв его за плечи и вежливо подталкивая к выходу своим гигантских размеров животом.

   И тогда отчаявшиеся добропорядочные жители подъезда совершили групповую сделку с совестью, которая у них по старинке – да и для облегчения бремени моральной ответственности – тоже была коллективной. Они решили обратиться за помощью к подвергаемому молчаливой обструкции, а то и тайно презираемому соседу с первого этажа по имени Гена. Тайно потому, что ходили слухи о принадлежности Гены к членству одной из этнических группировок, каковых по причине многонациональности страны в те бурные времена было хоть отбавляй. А подставляться никто не осмеливался. Да и глупо это было бы, честное слово. Кроме того, говорили, что Гена недавно прибыл в Москву откуда-то с южного направления – не то из Астрахани, не то из Махачкалы. Об этом однозначно свидетельствовали его вороная шевелюра, усы, смуглая кожа, прожигающий насквозь взгляд и ястребиный нос. Было мнение, что зовут его вовсе не Гена, а Гасан или еще как-то так.

   Нерусский это был человек, стопроцентно нерусский. Было видно невооруженным глазом – ни одна клетка его организма не произошла из Москвы или ее окрестностей. Не было даже нужды привлекать анализ ДНК. А раз так, то как ему было возможно снискать уважение со стороны благородных кро;вей столичных жителей?

   Но дело есть дело, и оно, как известно, не знает этнических различий. Общественность трезво рассудила: как раз такой-то и нужен, чтобы разобраться с загадочными осквернителями священной частной собственности, если уж законная власть не способна оградить народ от непрекращающегося свинства вселен¬ского масштаба. Она, общественность, снисходительно давала инородцу шанс для завоевания – не уважения, нет, – элементарной терпимости со стороны «коренных». Призывала совершить героический поступок: сыграть роль своеобразного кавказского Геракла. Только вместо Авгиевых очистить московские конюшни.