Пустота - страница 10

стр.

«Ай! Бо-бо! Ранка болит!»

Заткнись, придурок, ты и так выглядишь жалко!

Я видел, как люди из окон наблюдали за моим избиением. Пропитые мужики, заплывшие жиром тётки в халатиках, бабки, знакомые и незнакомые, подростки лет тринадцати, снимающие драку на смартфон.

Из моего рта вырывались слова, которые я когда-то говорил во дворе…

– Идите на… – бросал я в хари этих кавказцев. – Стаей, сука. Ссышь один на один! Вы не пацаны, а крысы!

Или это доносится только из головы? Какая разница?

Один из стаи схватил меня сзади, и его братья начали бить меня по животу. Удары сбивали дыхание. Я словно падал вниз, в коричневую помойную яму, в которой лежали ошмётки от лука, испорченные пельмени и шкурки бананов. Но вдруг овца, с которой они стояли, опомнилась и заорала на весь дворик:

– Прекратите! – гаркнула она. – Зачем вы его бьёте-то? Хватит уже! Он же в больницу попадёт! Прекратите!

В кино это обычно не работает. Но тут такой дешевый трюк почему-то подействовал. Они мигом закончили меня бить, бросили меня в снег, собрались в стаю и, прихватив с собой мою спасительницу, побежали прочь, за гаражи.

Неужели такое бывает? В какую мелодраму я попал? В какую постановку? В какой театр? Осталось только в любовный треугольник попасть, и будет полный комплект. Смешно.

Я лежал на земле, чувствуя, как болит моё до безумия нелепое тело. На самом деле, всё обернулось для меня не так уж и плохо. Они били меня всего секунд сорок… Вряд ли минута прошла.

Прокашлявшись, я встал, отряхнулся и пошагал домой, еле передвигая ноги. И зачем нужно было пререкаться? Неужели я совсем не могу без этого? Зачем я сам разрушаю себя, заставляю сея страдать? Может, по приколу. Может, я сумасшедший, а может – просто дурак. Какая разница?

– Ты там как? – крикнула из окна соседка с пятого подъезда Любовь Васильевна, которая всё это время наблюдала, как меня избивают.

– Жить буду, – ответил я, – даже все зубы целы.

– Ну да, – согласилась она, – слабо они тебя били. Если бы бабы у них не было, тогда надо было бы милицию вызывать.

– Могли бы и сразу вызвать! – прокричал я.

– Обычная драка! – махнула она рукой. – В моей молодости такие потасовки случались чуть ли не каждый день. К тому же, ты сам их спровоцировал. Неизвестно, кого бы ещё посадили. Ты же сам нарываешься! Умеешь только жаловаться и огрызаться!

«Что она мелет?» – подумал я, но не стал продолжать бесполезный разговор с сумасшедшей старухой и побрёл домой. Зашёл в подъезд, обычный, темноватый, скрипучий, нажал на грязную, затёртую годами кнопку лифта, поднялся наверх, к пустоте. Трясущимися пальцами я достал из кармана ключи и открыл дверь. Она жалобно, как бездомная собачка, заскулила и отворилась. Кряхтя, как старый дед, я сбросил с ног ботинки, и прошёл в коридор.

Тишина оглушила меня. Они всегда слишком всеобъемлющая, слишком навязчивая. Я захотел выключить её. Чтоб она перестала стискивать меня, пугать, заставлять слышать звуки, которые издаёт моё тело.

Посмотрите… Только не шуршите, не чмокайте своими губами, не швыркайте своими носами. С потолка на меня смотрит маленький, рыжий муравей. Он хочет сожрать меня, он видит, как я включаю телевизор, чтобы забыть о боли во всём теле, как я щелкаю каналы. На одном поют дети, на другом показывают сериалы по ментов, на третьем рассказывают сказочную историю о любви.

«Они были – словно принц и принцесса», – высокопарно молвил голос за кадром.

Красивая девушка в дорогом белом платье вдохновенно смотрела на мужчину. Высокого, элегантного, в дорогом костюме и блестящих туфлях. И всё-таки любовь – для красивых. Когда красивые люди влюбляются, это выглядит органично, нормально. А вот если любовь появляется в теле такого, урода, как я, то это выглядит как минимум непонятно и странно.

По всем каналам прыгали люди, огромные и вроде как искусственные. Хотя нет. Наверное, это я – искусственный, а они как раз – самые настоящие.

Дальше – новости. Корреспондент рассказывал о новых российских танках, на экране мелькали какие-то ракеты, направленные в сторону США. Вроде бы всё это – демонстрация силы. Но стоит взглянуть в окно, и понимаешь, что силы здесь никакой нет. Один абсурд.