Путь к Цусиме - страница 12

За три дня до сдачи П.-Артура в военном совете из всех генералов, адмиралов и начальников отдельных частей было выяснено, что крепость имеет еще в своем распоряжении[38]:

7.000 крупных снарядов (по 100 штук на каждое орудие),

70.000 мелких снарядов противоштурмовых (полуторадюймовых и трехдюймовых),

провизии — на месяц (60.000 пуд. муки, около 3000 лошадей и проч.),

более 11.000 штыков, причем больных и раненых около 13.000 человек, из которых около половины было цынготных.

А в день собрания этого военного совета генерал Стессель послал Государю телеграмму, что крепость находится в критическом положении и более пяти дней не продержится.

Послав эту телеграмму, генерал Стессель единолично решил сдать П.-Артур Японцам, не предупредив об этом начальников отдельных частей. О сдаче крепости никто еще тогда и не думал, к ней не готовились, и самое известие о сдаче застало всех врасплох. Начали рвать броненосцы, но… мины не взрывались[39]: проводники, долго лежавшие в воде, испортились; а их считали исправными. В таких случаях пробовали рвать суда снаружи, пуская в них метательные мины, но и эта работа вышла неудачной. Поэтому-то впоследствии Японцы так легко и справились с подъемом из воды большинства наших судов в П.-Артуре, полузатопленных перед сдачей. Еще неудачнее обстояло дело на береговых батареях и в фортах. Там и на другой день совсем еще ничего не знали о совершившейся сдаче крепости. Об этом узнали там в одно время с получением приказа генерала Стесселя о том, что "виновные в уничтожении боевого материала будут преданы суду"… Поэтому все приморские батареи были сданы неприятелю с неповрежденными установками пушек[40]. Ещё прискорбнее был самый финал сдачи. В комиссию для выработки условий капитуляции крепости были посланы с нашей стороны такие лица, большинство которых было незнакомо с японским языком и поголовно все не знакомы с международным правом: без возражений наша комиссия приняла все то, что ей было предложено с японской стороны в ущерб нашим интересам и вопреки постановлениям Гаагской конференции. Солдатское имущество, принадлежавшее по праву военнопленным, благодаря неумелым действиям этой комиссии, досталось Японцам почти целиком; а наши нижние чины, доблестные защитники П.-Артура, были выпущены из крепости только с ручным багажом… Пока их водворили в Японию, прошло от 2 до 3 недель. Изнуренные и наголодавшиеся в крепости по чужой вине, они продолжали страдать и тут, лишенные защиты от холодных ночных ветров: у морского экипажа походных палаток не было; но их не оказалось и у сухопутного войска…

Давно уже призрак войны на Д. Востоке носился в воздухе, a у нас еще совсем не было достаточного комплекта настоящего боевого флота, отвечавшего современным требованиям. До войны с Японией, еще лет за восемь, наше морское министерство выработало успокоительный план постепенного усиления флота с таким расчетом (на бумаге), чтобы наш флот по числу боевых судов всегда был сильнее японского в водах Дальнего Востока. Этот впоследствии забытый нами план состоял в своевременной постройке и затем в своевременной[41] отправке туда известного числа броненосцев, крейсеров и миноносцев в зависимости от числа изготовляемых японских военных судов. Но хитрый и деятельный противник наш, везде и все зорко высматривавший, все вовремя выслеживавший, знавший все наши приказы, все наши промахи и недочеты, заставил нас выступить на бой задолго до окончательного выполнения нами "предначертанной строительной программы".

И нам пришлось выступить на бой решительно во всех отношениях неподготовленными…

В день объявления войны мы заказывали док для П.-Артура, a первые работы по укреплению Владивостока с суши были начаты уже во время разгара войны и были выполнены дорогим, непроизводительным способом…

Цусимская катастрофа — это одна из последних картин последнего акта трагедии, — борьбы — не на жизнь, а на смерть, — борьбы, к которой одна из борющихся сторон относилась все время свысока, несерьезно, — и до начала борьбы, и во время ее.

В Высочайшем рескрипте, пожалованном г-ну министру иностранных дел графу Муравьеву, 1 января 1900 г., упоминалось, что он способствовал "осуществлению заветного стремления России — иметь на Крайнем Востоке свободный доступ к открытому, незамерзающему морю", и указывалось на то, что уступка в наше пользование Квантунского полуострова с портами Артур и Дальний "отвечает насущным потребностям России, как