Путь к себе. Отчим - страница 31
О Середе, впрочем, Егор старался не думать. Равнодушием своим, тем, что отвернулся, Середа предал его. Ну не предал, так оскорбил.
Выздоровление у матери пошло быстро. Сначала Маргарита Сергеевна несколько встревожилась, что сын плохо ест, никуда кроме школы не ходит, не смотрит телевизор. Потом успокоилась: «Ничего, перемелется», и упорно стала отправлять его в домоуправление — не откладывая, получить паспорт и прописаться.
Маргарита Сергеевна посвежела, с прежним пылом рассказывала Егору о какой-то подлой Клавке из универмага, которая замышляла против нее козни, мстительно — об известной всему городу распущенности новой жены его отца: «Он еще с ней наплачется. Приползет ко мне на коленях — я его не приму».
Об училище они не говорили никогда, но жил Егор как-то сонливо, в школу ходил через силу, по обязанности, и все думал о своем.
Думал он и о том, что мама вовсе не смертельно больна и с ума не сошла бы, как пугала, а просто ей нужна была эта жертва, потому что о себе она заботилась куда больше, чем о нем. Придя к этой мысли, Егор с вновь вспыхнувшей ненавистью глядел и на торшер, словно составленный из белых лепестков розы, и на выставку хрусталя.
Но тут же его опять захлестывала жалость к матери: в нем она видела сейчас свою единственную опору в жизни.
Однажды, уже под вечер, возвращаясь со школьного комсомольского собрания, Егор вдруг столкнулся с отцом и, наверно, его новой женой. Отец посмотрел как-то виновато, растерянно, остановился:
— Здравствуй, сынок. Слышал я о твоем возвращении. Прости меня… что так грубо разговаривал с тобой в последний раз. Ты тогда был прав. И вообще, я кругом перед тобой… А помогать буду, ты не беспокойся…
— Да я не беспокоюсь, — стесненно ответил Егор, поражаясь, что отец винится, — разве в этом дело.
— Познакомься — Анастасия Ивановна, — показал отец глазами в сторону жены.
Егор неловко кивнул. Подумал: «Женщина как женщина, даже симпатичная. Почему мать ее все время обзывает?..»
— Это наш дом, — указал на семиэтажный дом отец, — мы на втором этаже, квартира четырнадцатая. Приходи.
— Правда, Георгий, приходите, — пригласила и Анастасия Ивановна, — будем всегда рады.
— Как-нибудь, — сказал Егор и попрощался.
«Странно, — недоумевал он, — отец будто другим человеком стал. Моложе. На лице никакой угрюмости. А может быть… — Егор, даже придержал шаг, — может быть, правильно он сделал, что ушел?»
Но тут же устыдился этой мысли, как предательства.
На уроке литературы у полиграфистов Зоя Михайловна предложила:
— Давайте поговорим о внешней и внутренней красоте человека.
Девчонки уцепились за эту тему. Дина сказала:
— У монтажников есть один красавчик…
Тоня покраснела: «Неужели об Антоне будет говорить?» Испуганно посмотрела на Дину.
— А в действительности — пакостник, — продолжала Дина.
«Это она о Хлыеве», — отлегло от души у Тони, но тут же она забеспокоилась: вдруг начнет рассказывать при всех о том случае?
— Поэтому, девочки, — высоко подняла черные брови Дина, — присматривайтесь внимательнее к красавчикам. Конечно, рост, осанка, бицепсы глаз ласкают, да ведь счастье, как говорила моя бабушка, не с лица пить…
Тоня думала: «А мой Антон, — она впервые про себя назвала его так, — и красивый, и благородный…»
Она поднялась:
— Может, я буду говорить о вещах общеизвестных… Словами не смогу выразить и сотой доли… Внутренняя красота — это прежде всего душевные качества, доброе отзывчивое сердце, умение быть другом. Встреча с таким человеком — праздник.
Тоня, густо покраснев, села. Девушки понимающе переглянулись, а когда окончился урок и Зоя Михайловна вышла из класса, чья-то озорная рука по-школярски написала на доске мелом:
«Антон + Тоня = Антония».
Тоня любила Антона. Его деликатность, простосердечие, веселый нрав как нельзя больше пришлись ей по душе. Но ведь любят не за что-нибудь. Чувство Тони было стыдливо, и хотя они уже были вместе и в театре, и на концертах в филармонии, и просто так гуляли вечерами по улицам, — она не смела взять его под руку или сказать что-то теплее обычного. Да и Антон, видно, боясь обидеть ее даже неосторожным жестом, не разрешал себе ничего.