Путь к себе. Отчим - страница 62
— Конечно!
Ремир поставил портфель на носки своих туфель и, мечтательно глядя поверх головы Лепихина, тихо начал:
— «Вы заметили, какими хорошими становятся лица у людей, когда они сидят в цирке? Восторженно блестят глаза у малышей, лица взрослых светлеют, в них появляется что-то веселое, озорное, та непосредственность, что стирает замкнутость, важность, годами приобретенную озабоченность… Любовь к цирку приходит в детстве, когда мы попадаем в мир сказки, чудес, где все неожиданно и возможно. Нашу душу покоряют красочность костюмов, яркость света, мы восхищаемся красотой и ловкостью тренированного тела, артистичностью и навсегда сохраняем эту свою привязанность…»
При последних словах Ремир резким движением ноги подбросил портфель выше головы, ловко поймал его и почтительно поклонился.
— А ты кем думаешь быть? — спросил Сережа.
Он ожидал, что Бакалдин сейчас признается: «Тоже фокусником». Но Ремир молчал. Ему, видно, не хотелось раскрывать свои планы перед малознакомым человеком.
Сережа уловил это.
— Да нет, не говори, если не хочется! — сказал он.
— Ну почему же… Папа любит цитировать англичанина Джакобса: «Матрос может стать проповедником, пастух — министром, но циркач остается циркачом». Не думаю, чтобы существовала такая обреченность… Я, например, буду философом-социологом, — тихо признался он.
Лепихин посмотрел недоуменно.
— Изучать явления и делать выводы, прогнозы… Синоптик, но только для общества… Как лучше жить…
— Интересно, — почтительно пробормотал Сережа, про себя удивляясь, каких только профессий нет на свете.
Раиса Ивановна встретила сына строгим вопросом:
— Где ты пропадал?
— Предположим, в школе, учился танцевать, — лихо сбросив с себя синюю куртку, подбитую мехом, ответил Сережа.
— Ну и как?
— Простое дело! Чем больше трясешься, тем лучше.
— Что же это за танец?
— Твист.
Хотел добавить: «Довольно гнусное занятие», но, прочитав на лице матери осуждение, передумал. Незачем идти на поводу у взрослых.
Сережа вошел в свою комнату, поставил портфель у стола, возвратился к матери:
— Три приятности и одна неприятность.
— Начни с последней.
— Трояк с минусом по немецкому. — И торопливо: — А литературка поставила пятерку.
— Что еще за «литературка»?
— Практику у нас проходит… из пединститута… Молоденькая студентка. Дрожит — так нас боится! Ремиру сказала: «Мне приятно было бы поговорить отдельно с таким развитым мальчиком». Ма! После этой пятерки ты меня зауважаешь?
Раиса Ивановна улыбнулась:
— Пожалуй…
Действительно, первая пятерка в этом году по литературе.
— Важно, чтобы ты сам не терял к себе уважения.
— Не беспокойся, не потеряю. Пятерку по физике получил. Все-таки неприятности чаще бывают случайными, чем приятности.
— Ну, а последняя приятность какая? — спросила Раиса Ивановна.
— Через час придет Ремир Никанорович.
Это он так величает своего нового друга. Раиса Ивановна оделась:
— Я скоро вернусь, вы себя ведите здесь поспокойнее.
Она имела основание говорить так. Когда приходил Ремир, мальчишки начинали со степенных бесед, но потом буйствовали. Два дня назад Раиса Ивановна из кухни услышала, как на пол свалилось что-то тяжелое, вбежала в комнату и увидела: Ремир лежат на полу, на спине, а Сережа заносит над ним костяной нож для разрезания бумаги.
— Что вы делаете? — закричала она.
Мальчишки смущенно поднялись с пола.
— Понимаешь, маминушка, мы практически проверяем одну сцену, чтобы правильно ее описать.
Еще раньше Раиса Ивановна слышала, как они договаривались написать совместно роман о… «летающих тарелках».
— Ты веришь в пришельцев из других систем? — спрашивал Ремир Сережу.
— Верю!
— А я сомневаюсь…
— Давай напишем роман о посланцах неземных цивилизаций! — предложил Сережа. — Я беру на себя технику, а ты — литературно-художественное оформление.
Раиса Ивановна вышла из дома. Валил густой снег. Под его спокойное кружение хорошо думалось.
«Эту дружбу надо поощрять… Ремир на год старше Сережи, всерьез мечтает написать о раскопках Саркела. Не без влияния Ремира Сережа вдруг стал увлекаться поэзией. Читает запоем и подряд — Беранже, Фета, Луговского… Вчера сказал: „Каким я был глупым, что раньше не понимал поэзии“.