Путь к волхву - страница 15

– Я вам говорил, что Огонь и Стол – это святое, предупреждал? – впервые повысил он голос.

– Забыли, – потирая один правую, а другой левую щёки, виновато пробубнили ребята, быстро вскакивая на ноги.

– Больно? – осведомился волхв.

– Больно, – подтвердили нарушители.

– Значит, теперь не забудете, что огонь в очаге домашнем – частица огня небесного, его чтить положено и относиться с уважением. А стол – это домашний алтарь, – с некоторым нажимом веско сказал волхв. Потом помолчал немного, как бы прислушиваясь к наступившей полной тишине, а затем продолжил уже почти спокойно своим обычным негромким голосом: – Вы сюда приехали не просто для того, чтобы научиться хорошо драться, для этого не стоило из города выезжать – там и кэмпо, и карате разных стилей, и ушу, и каких только желаешь школ и секций по единоборствам полно. Вы приехали за шестьсот километров ко мне в тайгу, чтобы научиться понимать силу Земли-матери, Рода славянского, Сварги небесной. – Волхв снова сделал паузу. – И наука эта в первую очередь с уважения начинается, а вы ноги в Священный огонь суёте и задницей на Родовой стол садитесь…

– А Родовой стол – это как? – заинтересованно спросил крупный парень, уже не обижаясь, что Олег смёл его с этого самого стола неуловимым мощным движением.

– Это главный в доме стол, за которым семья принимает пищу, общается, обсуждает всякие дела, куда садятся все твои родственники – живые и те, кого уже нет в явленном мире, но они незримо присоединяются к трапезе. Пища трудом добывается и на столе выставляется, и перед её принятием совершается благодарственная молитва-посыл всем тем, кто принимал участие в приготовлении, – богам светлым за то, что растили, согревали, поливали урожай; людям, которые собирали, молотили, веяли; хозяину с хозяйкой за то, что варили, пекли, подавали. И пища эта не только для нас, но и жертва пращурам нашим, всем дедам и прадедам, которые незримо приходят и садятся вместе с нами за единый Родовой стол. И когда бывает трудно, когда нужно принять какое-то важное решение, ты приглашаешь пращуров на Семейный Совет и пускаешь по кругу чашу, из которой каждый отпивает глоток. И вот кто-то из родичей передаёт чашу тебе, причём не важно, когда он жил – сто или тысячу лет тому, – ты делаешь глоток и проживаешь его жизнь, всю, без остатка, во всех мелочах, со всеми радостями, обретениями, потерями близких и лучших друзей, и при этом одновременно осознаёшь себя. Это тяжело, не каждому под силу. Не каждый может быть «кромешником», то есть идущим по кромке Яви и Нави. Поэтому прежде нужно крепко подумать, готов ли ты к этому.

Снова наступило молчание.

– А для чего это нужно?

– Для того чтобы быстрее научиться разным навыкам, которыми владели предки, – строить, выращивать, сражаться, обращаться с различными орудиями труда и оружием, чтобы получить жизненный опыт, который соединится с твоим личным в единое целое и обогатит тебя. Да просто для того, чтобы не забыть, кто ты на этом свете, зачем живёшь и какой долг на тебе перед теми, кто жил до тебя и кто будет жить после. А без этого единства не русы мы, а жалкие безродные бродяги на этой земле.

– Неужели такое действительно возможно? – с сомнением спросил второй парень.

– Возможно. Наши ребята как-то проверили по архивным документам данные, полученные таким путём, всё подтвердилось – и место, и время, когда жил тот человек…

Мы стали обращаться к Олегу с другими вопросами, на которые он с охотой отвечал своим негромким голосом. Меня интересовали, прежде всего, флора и фауна края, даже несколько листочков с местных деревьев приберёг в своём ежедневнике, чтобы выяснить, как они называются.

– Это эльмак, разновидность вяза, – пояснял Мамаев, – их здесь растёт девятнадцать видов.

– А это дуб? – продолжал допытываться я, протягивая другой листок.

– Это дуб горный, или монгольский, отличается исключительной крепостью, дубов у нас растёт десять видов. Это липа, – продолжал комментировать мой наскоро собранный гербарий Олег, – лип здесь произрастет шесть видов, зато берёз аж сто двадцать четыре вида.