Путь обмана - страница 23
…слово …если оно доходит, это — все.
«Луньюй»
Я взор подъемлю к небесам,
Но нет в них сожаленья к нам.
Давно уже покоя нет,
И непосильно бремя бед!
Где родины моей оплот?
Мы страждем, гибнет наш народ…
Голос девушки звенел в полумраке зала Предков. Рыжий огонь горел на решетке в каменной нише под навесом, резкой полумаской высвечивая лицо королевы. Еленка сидела, подтянув одну ногу и уткнув подбородок в острое колено. Девушка, читавшая стихи, перевернула страницу.
— И непосильно бремя бед, — хрипло сказала королева.
Эилинн кивнула.
Над полем боя Солнца диск взошел. Опять на смертный бой Идут солдаты.
Здесь воздух Неподвижен и тяжел, И травы здесь От крови лиловаты…
Королева провела пальцем по мундштуку пустой трубки.
Сигнальные огни пронзили даль, И небо над дворцами засияло. С мечом в руке поднялся государь — Крылатого он вспомнил генерала. И тучи опустились с вышины. И барабан гремит у горной кручи. И я, солдат, пойду в огонь войны, Чтобы рассеять грозовые тучи…
— Глупость, — сказала Еленка. Эилинн перелистнула несколько страниц.
— Да, — сказала она. — Но красиво!
Королева Ель посмотрела на Эилинн. Короткая незастегнутая куртка из тигровой шкуры на голое тело и короткие черные штаны с медными бляхами, подвязанными на коленях. На груди, закрывая белый шрам, мерцал зеркальным лезвием дианейский штык–нож. Грязные светлые волосы, подрезанные коротко, открывали высокую темную шею. Серый, в рыжих отблесках огня рот гнулся в довольной улыбке.
— Я не думала, что в Дианее умеют писать стихи, — сказала Эилинн. Дианеец, пишущий стихи… это что–то вроде вепря, играющего на ретеке… Чушь!.. Но это…
О ратей отец!
Мы — когти и зубы царям!
Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь? Нет дома, нет крова нам.
О ратей отец!
Мы — когти царя на войне!
Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?
Нет ныне приюта мне.
О ратей отец!
Не счесть тебя умным никак!..
Эилинн встала на колени и, бросив книгу к ногам Еленки, опустилась узким задом на пятки.
— Как давно это написано! — сказала она. — Нынешний дианеец уже не сможет стать поэтом. Нынешний дианеец — похотливый вол к–людоед, вооруженный осадными колесами.
— Зарываешься, — зло сказала Еленка. Эилинн лениво фыркнула.
— Мне–то лучше знать, — сказала она и вытянула вперед длинную ногу. Я мою ноги вшивыми душами ваших мужчин… Воинов! В человеке их интересует в основном то, что ниже пояса. А мне уже все равно, чем поражать людей сомнительным разумом или очевидной радостью тела… — Эилинн с грустной осклабинкой погладила голень. — Мне все равно, ведь это скоро исчезнет, королева… Все!.. Не спорь. У меня была Родина. За нее я отдала совесть, детство, голову. И во имя ее же меня избили, потешили страсть и сунули животом под сверло правды. И все! Все кончилось!..
За окном завизжал ветер, стуча железными заслонками. Королева, щурясь, смотрела на огонь. Эилинн встала.
87
— И твоя любовь уйдет, королева. Он поймет, что жить с тобой — все одно что сочетаться со Стенающей. Он поймет и найдет себе другую любовь с такими вот гладкими ногами! — Эилинн побледнела и передернула плечом. — И вообще, для чего все это? Кому это нужно? — Она подбросила на ладони четки красного камня. — И это? — Она отшвырнула ящик дох–доп. — И это?!. — Она ткнула пяткой окованный фолиант. — И это… Весь мир, кому он нужен?
Еленка подняла открытую книгу:
— О ратей отец!..
— Да! — оборвала ее Эилинн. — Да! Красиво! Но зачем?
Королева Ель встала, положила книгу.
Из темноты потайного коридора выступила фигура друга–телохранителя. Еленка кивнула на Эилинн:
— Двадцать плетей…
— За непочтительное отношение к Дианее… — Эилинн криво усмехнулась и развязала тесемки на поясе.
Пронзительно свистнула плеть, впиваясь в вытянутое тело. Эилинн резко выдохнула. Отсчитав двадцать багровых рубцов, друг–телохранитель остановился. Эилинн приподнялась, встала на колени. Она поцеловала еленкино колено и, вытерев пену с губ, сказала:
— Прости меня, королева. Еленка похлопала ее по плечу.
— Помоги ей добраться до Камена. Пусть перевяжет и даст мази.
Друг–телохранитель кивнул.
Еленка вышла из зала. Едва слышно касаясь пола подошвами сапог, она прошла по внешней галерее дворца и через вторую дверь вышла в спальню на женской половине.