Путь Пилигрима - страница 4
Сам Шейн мог бы окончить жизнь на пиках, несмотря на то что Лит Ахн вроде бы испытывал к нему симпатию. Ему придется подавить свои чувства, и поскорее. В лучшем случае он мог бы украсть еще полчаса из своего графика в добавление ко времени, потраченному на созерцание казни, и в эти полчаса ему необходимо взять себя в руки. Он повернул обратно и пошел по улице, отходящей от площади, вслед за остатками разбредающейся толпы.
На этой улице когда-то размещались небольшие лавки вперемежку с редкими более крупными магазинами или деловыми учреждениями. Внешне она не изменилась. Тротуары и мостовая не были разбиты или замусорены. Витрины магазинов, хотя и почти пустые, оставались в целости и сохранности. Алааги не терпели грязи или разрухи. Они с равным усердием и беспристрастием вычищали жилые районы больших городов и руины Парфенона в Афинах; но уровень жизни, который был установлен для большей части человеческого скота, едва позволял сводить концы с концами даже тем, кто был в состоянии работать дни напролет.
За полтора квартала от площади Шейн остановился у двери под неясным силуэтом когда-то неоновой вывески бара. Он вошел в большую мрачную комнату, почти не изменившуюся с прошлых времен, не считая того, что на полке за стойкой не было видно множества бутылок со спиртным. В теперешние времена разрешалось производить лишь небольшое количество дистиллированного алкоголя. Люди пили местное вино или пиво.
В этот час заведение было заполнено посетителями, в основном мужчинами. Все хранили молчание после эпизода на площади, и все поспешно, большими глотками пили бочковое пиво из высоких толстостенных стаканов. Шейн пробился к дальнему углу у стойки. Там стоял бармен, нагружая подносы полными стаканами для единственной официантки, относившей их на столики и в кабинки на улице.
– Один, - сказал Шейн.
Секунду спустя перед ним поставили полный стакан. Он заплатил и, облокотившись на стойку и зажав голову ладонями, уставился в глубь коричневатой жидкости.
И снова Шейну вспомнился мертвец на пиках с развевающимися под ветром волосами. Наверняка, думал он, эта бабочка, называемая пилигримом, - некое предзнаменование. Он попытался отгородиться образом бабочки от воспоминаний о мертвеце, но здесь, в стороне от голубого неба и солнечного света, крошечный силуэт не хотел обретать очертаний перед его мысленным взором. В отчаянии Шейн снова прибегнул к своему личному душевному утешителю - образу человека в одеянии с капюшоном, бросающему вызов всем алаагам и воздающему им за злодеяния. Ему почти удалось вызвать его. Но образ мстителя не удерживался в сознании. Его продолжало вытеснять воспоминание о человеке на пиках…
«Undskylde! - прозвучало прямо ему в ухо.- Herre… Herre!»
Какую-то долю секунды он воспринимал эти слова только как посторонний шум. Из-за переживаний, захвативших его, он незаметно для себя стал думать по-английски. Потом наконец осознал смысл слов. Он поднял глаза и посмотрел на бармена. Бар за его спиной был опять полупустым. Очень немногие теперь могли урвать хоть чуть-чуть времени от изнурительной работы, позволявшей не умереть от голода или, хуже того, быть выкинутыми с рабочих мест и сделаться бродягами, к которым закон был безжалостен.
– Прошу прощения,- снова сказал бармен; на этот раз Шейн сразу мысленно вернулся в Данию с ее языком.- Сэр. Вы ведь не пьете.
Так оно и было. Стакан перед Шейном оставался по-прежнему полным. Чуть в отдалении маячило худое любознательное лицо бармена, наблюдавшего за посетителем с беспардонным любопытством хорька.
– Я…- Шейн пришел в себя. Он чуть не начал объяснять, кто он такой, что было бы небезопасно. Очень немногие обыкновенные люди любили соплеменников, поступивших на службу к алаагам.
– Расстроены увиденным на площади, сэр? Понятно,- вымолвил бармен. Сощурив зеленые глаза, он наклонился ближе и прошептал: - Может, что покрепче пива? Когда вы в последний раз пили шнапс?
Шейна пронзило чувство опасности. Аалборг был некогда знаменит своей водкой, но еще до прихода алаагов.
Бармен, должно быть, разглядел в нем иностранца - возможно, при деньгах. Потом вдруг Шейну стало наплевать, что такое разглядел бармен или где раздобыл очищенный алкоголь. Именно это ему сейчас и было нужно - нечто взрывное, чтобы противостоять насилию, свидетелем которого он только что оказался.