Путь сквозь лес - страница 16
Главный констебль накануне возвратился из двухнедельного отпуска и первым делом просмотрел корреспонденцию, на которую его весьма компетентная секретарша была либо не в состоянии, либо не уполномочена отвечать. Среди поступившей почты уже около недели лежало письмо со стихотворением о «шведской деве» (или так думала секретарша). Письмо было вложено в дешевый коричневый конверт, адресованный (она почти точно помнила) «Главному констеблю Смиту» (?), но конверт выбросили – извините! – и на полке остался только листок со стихотворением, напрасно расточая свой аромат в пустынном офисе – до понедельника, 29-го числа.
Главный констебль не был склонен обвинять свою помощницу в чем-либо: пять строф полузабытого поэта по имени Остин вряд ли можно было счесть хорошим обоснованием для объявления общенациональной тревоги, не так ли? Вместе с тем "дочь Швеции" в первой строчке в сочетании с "девой" в предпоследней прозвучали сигналом для него, и он позвонил Стрейнджу, который напомнил ему, что занимался расследованием на первой стадии дела главный инспектор Джонсон.
Копия стихотворения уже лежала на столе, когда Джонсон возвратился с обеда.
Однако события начали разворачиваться только на следующее утро. На этот раз новым толчком послужил в данном случае дешевый коричневый конверт, адресованный "Главному констеблю Смиту (?), кидлингтонская полиция, Кидлингтон". Конверт был проштемпелеван в Вудстоке, дата смазана. Письмо было очень коротким:
Почему вы ничего не предприняли по поводу моего письма?
Карин Эрикссон.
Бумага явно была та же, что и в первом письме со стихами. По нижнему краю листа оттиснуто: бумага из вторсырья *ОКСФАМ*Оксфорд*Британия. Все свидетельствовало также о том, что письмо напечатано на той же самой пишущей машинке, поскольку четыре центральные буквы в слове «letter» (письмо) имели особенности, характерные для знаков в стихотворении о «шведской деве».
На этот раз главный констебль вызвал Стрейнджа в свой кабинет немедленно.
– Отпечатки? – поинтересовался Стрейндж, рассматривая конверт и письмо.
– Напрасная трата времени, черт возьми! Конверт? Почтальон, который забрал его, – сортировщик; почтальон, который принес его, – служащий почты; девушка, которая принесла его мне, – моя секретарша...
– Вы, сэр.
– Да, и я.
– Ну а само письмо?
– Можете попытаться, если хотите.
– Я поручу это Джонсону...
– Не стоит поручать это Джонсону. В подобного рода делах от него чертовски мало толку. Я хочу, чтобы делом занялся Морс.
– Он в отпуске.
– Впервые слышу!
– Вы как раз были в отпуске, сэр.
– Хорошо, пусть тогда будет Джонсон. Но, ради Христа, скажите ему, чтобы он оторвал от стула задницу и сделал хоть что-нибудь!
Некоторое время Стрейндж молча раздумывал. Затем сказал:
– У меня есть идея. Вы помните письмо, которое было опубликовано в "Таймс" год назад?
– Ирландское дело – помню.
– Я всего лишь думаю – думаю вслух, – сэр, если бы вы позвонили в "Таймс"...
– Я? А почему бы вам самому не позвонить им?
Стрейндж ничего не сказал.
– Послушайте! Мне все равно, что мы делаем, пока мы делаем что-то, – и быстро!
Стрейндж выбрался из кресла.
– У Морса с Джонсоном хорошие отношения? – спросил главный констебль.
– Никаких отношений.
– Кстати, куда отправился Морс?
– В Лайм-Риджис – вы знаете, туда, где разворачивается действие "Вероисповедания".
– А-а. – Лицо у главного констебля оставалось непроницаемым, пока Стрейндж неуклюже добирался до двери.
– Вот такие дела, – сказал Стрейндж. – Вот что, по моему мнению, мы должны делать. Что вы говорите? Шумиха поднимется? Дело вызовет широкий интерес?
Джонсон согласно кивнул.
– Мне это нравится. Вы позвоните в «Таймс», сэр?
– Почему бы вам самому не позвонить им?
– Вы случайно не знаете?..
– Вы – можете – воспользоваться – телефонной – справочной, – раздельно продиктовал Стрейндж, – набрав один-девять-два.
Джонсон поджал губы, а Стрейндж продолжал:
– И пока я здесь, неплохо бы вам напомнить мне об этом деле. Хорошо?
Итак, Джонсон напомнил ему о деле, собрав вместе все нити этого преступления с гораздо большим искусством, чем ожидал от него Стрейндж.