Путь ученого - страница 36

стр.

Съезд собрался в Киеве. На открытии съезда Николай Егорович произнес речь, в которой коротко рассказал о последних достижениях в теоретической разработке вопросов летания и остановился на разборе качества уже построенных, весьма несовершенных летательных машин. Но тем не менее Николай Егорович уже тогда предвидел большую будущность именно аппаратов тяжелее воздуха.

— Существует древнейший миф о человеке, летающем на стреле по воздуху, — говорил он. — Я думаю, что миф этот очень близко подходит к основной идее аэроплана: машина, более тяжелая, нежели воздух, даст нам, по моему мнению, средства для быстрого полета одного или двух человек в любом направлении и позволит нам перестать завидовать птице.

Приводя в пример птиц, которые «со своим ничтожным запасом энергии носятся в продолжение нескольких часов в воздухе с быстротой, достигающей 50 метров в секунду», Жуковский далее говорил:

— Правда, человек не имеет крыльев, и по отношению веса своего тела к весу мускулов он в семьдесят два раза слабее птицы; правда, он почти в восемьсот раз тяжелее воздуха, тогда как птица тяжелее воздуха только в двести раз. Но я думаю, что он полетит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума…

Закончил он свою речь пророческими словами:

— Мы приближаемся с разных сторон к решению великой задачи, и, может быть, новый век увидит человека, свободно летающего по воздуху.

Страстная речь Жуковского произвела очень большое впечатление. Не могли остаться незамеченными и публикуемые им работы.

Особенно много приверженцев нашлось у Николая Егоровича среди студентов. Один из них — Сергей Чаплыгин, окончивший университет в 1890 году, стал деятельным помощником Жуковского.

Впоследствии Чаплыгин стал знаменитым ученым — создателем выдающихся трудов в области теории авиации.

В 1900 году Николай Егорович снова отправился в Париж на Всемирную выставку и приуроченный к ней конгресс воздухоплавания.

В этот раз новинкой были железобетонные здания и автомобили. Автомобили появились недавно, с тех пор как был усовершенствован бензиновый двигатель внутреннего сгорания. Богатые спортсмены сделались автомобилистами, устраивали гонки, платили сумасшедшие деньги за новые машины.

В юмористических журналах рисовали карикатуры на автомобильные моды: дамы-капиталистки, не желая отставать от мужей, вместо шелка и бархата щеголяли в кожаных куртках и шлемах.

Летательных машин тоже было выставлено много, но ни одна из них не летала.

В Венсенском лесу Парижским аэроклубом был организован конкурс воздушных шаров на дальность полета. В нем приняли участие двадцать один шар, между которыми были и громадные шары — до 3000 кубических метров вместимостью. Зрелище было необычайно эффектное. Казалось, что все небо заполнилось летящими шарами.

Герольд в трубу кричал, как во времена турниров:

«Отъезд виконта де Нонвиль — флаги красный и синий с белым!»

После торжественного банкета всем участникам конгресса было предложено подняться на воздушных шарах, украшенных флагами и цветами.

Насмешил всех один толстяк-москвич. Он заранее запасся для полета шубой, погребцом и несколькими грелками — на случай, если шар оторвется и улетит. Запасы эти, конечно, пришлось оставить на земле.

Все присутствующие уговаривали Николая Егоровича тоже подняться на воздушном шаре. Он вошел с двумя спутниками в корзину. Раздалась команда: «Отпустить!» — и земля начала уплывать. Вначале было очень приятное ощущение легкости и необычайного простора, но, когда корзина начала сильно колебаться, у Николая Егоровича так закружилась голова, что он уже больше ничего не видел и был весьма рад, когда шар опустился.

На другой день знаменитый французский авиаконструктор и летчик Альберто Сантос-Дюмон поднялся на управляемом аэростате собственной конструкции и совершил полет вокруг Эйфелевой башни.

Николай Егорович сообщил домой об этом полете. Он написал, что «с практической стороны дело летания обставлено на конгрессе чрезвычайно интересно». Но тут же добавил, что «с теоретической стороны конгресс представляет не особенно важную силу». Николай Егорович ясно сознавал ведущую роль России в создании теории авиации.