Путь в архипелаге - страница 12

— Давай, — согласился я и в замешательстве взялся за язычок замка. Снял куртку, выкрутил её как следует. Мы с Танюшкой, не сговариваясь, отвернулись друг от друга; я поочерёдно выжал брюки, футболку, даже носки и разместил все вещи на ветках, которые предварительно отряхнул от воды. Из туфель подальше вытянул языки и пошире расшнуровал.

Танюшка за моей спиной сопела — жалобно, сердито и упрямо. Не поворачиваясь, я спросил:

— Джинсы не выкручиваются, что ли?

— Угу, — ответила она. — Помоги… Да повернись, что ты…

А я что? Я ничего, как говорил попугай Кеша… Она же оставалась в чёрно-красном купальнике, как я её сто раз видел. В руках девчонка держала джинсы. Она была вообще-то сильной, но выкрутить грубую ткань с лейблом «Leer», пошитую в Ярославле, конечно же, ей было не под силу.

— Не разорви, — предупредила она. Ну, это было зря… Такой пошив рвать надо грузовиком… Танюшка держала, а я крутил изо всех сил. Ей то и дело выворачивало руки, из-за чего девчонка смешно морщилась.

— Ну вот, всё, — я встряхнул джинсы и перекинул ей. — Давай теперь сами погреемся.

— А? — как-то опасливо спросила она. Я молча выбрал камень и присел на него, поставив пятки на край и обняв колени. Через несколько секунд тёплая спина Танюшки привалилась ко мне сзади.

— Мы всё равно отсюда выберемся, — тихо сказал я, чуть откинув голову назад. Становилось жарко, и я подумал, что впереди в любом случае ещё долгое-долгое лето.

— Конечно, выберемся, — согласилась Танюшка. И я, увидев у своей щеки её закинутую через плечи руку, осторожно пожал тонкие пальцы.

— А поесть я что-нибудь добуду, — пообещал я.

— Давай немного поспим, — предложила девчонка, — очень хочется.

— Тань, идти надо… — начал было я, но потом кивнул: — Давай. Только веток натаскаем, а то простынем, — я соскочил с камня и полез за ножом.

Я думал, что проснусь часа через два — больше даже в тёплый солнечный день без одеяла не проспишь на природе, тело остывает и само будит. Но проснулся я аж во втором часу и обнаружил, что накрыт своими вещами, и Танькиными тоже. Я выкопался из-под них и потянулся с подвывом.

Танька — по-прежнему в купальнике — бродила внизу по отмели и за чем-то часто нагибалась. Я лёг на краю берега на живот — трава высохла — и, опустив подбородок на кулаки, начал следить за ней. Потом негромко свистнул.

Девчонка вскинула голову и, улыбнувшись, помахала какими-то двумя мешочками. Не зашумела — по воде всё слышно отлично. А через секунду уже карабкалась наверх.

— Ракушки, — сообщила она, отдуваясь. — Там их много, на отмели… Перловицы. Не устрицы, конечно…

— Устриц пусть буржуи едят, — весело ответил я. Мне было очень хорошо при мысли, что она меня укрыла. — А это мы вечером рубанём, на привале. Давай, сполосни носки и одеваемся.

Мне сейчас хотелось есть ещё сильнее, чем раньше. Танюшке, конечно, тоже. Но мы бодро засобирались. Высохшая одежда, конечно, залубенела, но это ничего. Только вот Танюшка вдруг ойкнула и с размаху села на то место, откуда встала.

— Голова закружилась, — успокаивающе, но в то же время жалобно объяснила она, когда я подскочил.

— Ничего, посиди ещё немного, — я отошёл перегрузить ракушки в свою куртку, которой вновь предстояло играть роль мешка.

А ведь у меня тоже голова временами кружится… Неужели от голода так быстро начала?!.

Эта мысль пугала…

…Косвенное подтверждение тому, что мы идём правильно, мы получили через какой-то час, когда речка почти сошла на нет, превратившись в ручеёк. Мы шли по самому берегу — галечному и пологому. И Танюшка остановилась, даже подавшись назад. Я тут же — честно слово, рефлекторно! — оказался перед ней, сжимая в кулаке нож.

Но бояться было нечего. Мёртвых вообще не надо бояться.

Слева пологий откос был расчищен от зелени — давно, но надёжно, только трава росла там. И среди этой травы лежали три каменных глыбки. Кто-то принёс их сюда, уложил и выбил на плоских гранитных боках белёсые строчки.

— Могилы, — прошептала Танюшка. — Олег, я боюсь.

Скелета она не испугалась. А могил почему-то — да.

— Подожди, Тань, — я осторожно подошёл ближе, сам испытывая неприятное ощущение. Не страх, но какую-то щемящую опаску.