Путь в архипелаге - страница 20

Навершие палаша снова попалось мне на глаза, и я только теперь заметил, что на этой плоской шляпке гравирован значок. Это была свастика — самая настоящая свастика, только скруглённая какая-то.

На миг во мне шевельнулось отвращение. Глубоко заложенное, генетическое, что ли? Но уже в следующую секунду я почти с испугом понял, как совершенен и уместен этот рисунок. И отвёл глаза, решив, что палаш от него хуже не станет. Правда — мысль всё-таки странная.

Что совершенного в свастике?!

— Смотри, Олег, перчатка! — Танюшка, отчаявшись, похоже, найти пули, подошла ко мне, держа в руке перчатку — левую. Это была крага — высокая и жёсткая, хотя тонкая на вид, жёлто-коричневого цвета и потрескавшаяся. — На, примерь!

Я примерил. И обнаружил две странные вещи. Во-первых, ладонь — от запястья до кончиков пальцев — была подшита тонкой металлической сеткой. Я вспомнил, что читал про такие вещи в «Графине де Монсоро» — кстати, до конца книжку не осилил. А второе…

У меня маленькая рука. Довольно-таки хорошо набитая — и рукоятью рапиры, и гантелями, и черенком лопаты — но маленькая даже для мальчишки.

А перчатка была мне впору. И я почти с испугом подумал, что носил её до меня такой же мальчишка, как я, а потом он…

Меня тряхнуло нервной дрожью — словно заглянул в холодную пропасть, где не различишь, что там — на дне, и только ветер доносит то ли гул ледяного потока, то ли запах гниения…

— Я возьму это, спасибо, Тань, — с этими словами я убрал крагу под перевязь. Она кивнула — рассеянно, даже не посмотрев на меня, потому что водила пальцем по освободившемуся участку пола. Потом — подняла на меня свои серьёзные зелёные глаза:

— Смотри, что тут написано.

С удовольствием придерживая рукоять палаша, я обошёл раскиданную нами кучу оружия и, нагнувшись, в самом деле увидел надпись. Кто-то неизвестно когда выцарапал на каменном полу английское слово или аббревиатуру.

Белые штрихи на сером:

По английскому у меня была четвёрка. Может быть, даже не вполне заслуженная, и я мог только смотреть на это слово с умным видом. Танька, не поднимая головы, продолжала водить пальцем по штрихам. Потом сказала:

— Тут написано по-английски — ЛОВУШКА, Олег.

У неё по этому языку было «отлично».

Впервые за несколько дней мы были по-настоящему сыты. Впервые — сидели у огня в помещении. Впервые — на одеялах, которые ещё немного попахивали сыростью.

Прежние хозяева (или захватчики?) этой башни запасли огромную поленницу сухих, звонких берёзовых и ольховых дров на втором этаже, куда уводила винтовая лестница (она же вела и к люку, выходившему, наверное, на крышу, на сторожевую площадку — но мы туда не полезли). На поленнице лежали тонкие, но прочные и лёгкие серые одеяла — Танюшка, осмотрев и подёргав их, сказала, что это настоящая верблюжья шерсть. Одеял было десятка три, все — не новые, но чистые. А за поленницей — в промежутке между ней и стеной — нашлись совершенно неожиданно слегка подмокшие сухари и несколько консервных банок с незнакомыми этикетками на непонятном языке, мне показалось — голландском. Консервы были тронутые ржавчиной, но не вздувшиеся, и Танюшка сварила в найденном тут же котелке овощной суп с мясом, а с сухарями сделали бутерброды. Пока она занималась этим, я перетаскал вниз часть дров и половину одеял, из которых устроил два лежбища. В щель дверного косяка забил пару кинжалов и, удовлетворённо попинав дерево, вернулся к костру как раз в тот момент, когда Танюшка объявила о готовности ужина.