Путь в Эльдорис - страница 29
– Выходит, ты хорошо знаешь город? – спросила я, начиная довольно улыбаться от задуманного.
– Конечно.
– Вот и отлично! Тогда будешь сопровождать и меня. Не могу же я теперь сидеть тут безвылазно!
Глаза Джетты просияли.
«Вот только разобраться бы с этим Советом, чует мое сердце, станется с них организовать мне какой-нибудь подвох. Одно дело, если домой отправят, а если в подземелье запрут?»
Думать о плохом не хотелось, но мрачные мысли упорно лезли в голову, к тому же внезапно прорезавшееся шестое чувство вторило им и не предвещало ничего хорошего.
«Может, зря я Джетту обнадежила?.. С другой стороны, не пленница я все-таки, сама королева высказала мне свою благодарность, не посмеют! Наверное…»
В дверь постучали и тут же просунули голову. Эдик. Я была так ему рада, что даже не стала учить манерам и намекать, что могла быть, например, не одета.
– Привет! – бодро поздоровался принц, заходя. – Ты как?
– Нормально. Новостей нет?
– О наставнике нет, а старейшины почти все уже съехались, не терпится им. Готовься, Таня, скоро за тобой пришлют.
Меня вели длинными путанными коридорами и лестницами куда-то наверх. Ни Эд, ни Джетта пойти со мной не могли, зато Регги трусил рядом, придавая хотя бы немного уверенности. Однако у массивной двери красного дерева пес наставника скосил виновато глаза и сел.
«Значит, дальше ему тоже нельзя», – подумала я удрученно и ступила в неясный полумрак.
Зал, в котором я очутилась, не был слишком большим, но высокий куполообразный потолок придавал ему величия и таинственности. Сделанный из чего-то вроде мутного светло-бежевого стекла он источал бледный, рассеянный свет. Причем так, что стоящие в центре и образующие почти полный круг стулья (на которых, как нетрудно было догадаться, восседали те самые старейшины) оставались в тени. Я смогла разглядеть только приглушенные цвета мантий. Темно-зеленый, синий, красный, голубой. А еще три фигуры, облаченные в золотой. Наверное, главные. Среди порядка тридцати человек они выделялись не только расположением, но и замысловатостью тронов-стульев.
Проводник безмолвно указал на небольшое возвышение, окруженное сидящими старейшинами, и ушел. В итоге, встав на единственный относительно хорошо освещенный пятачок, я оказывалась не в самом выгодном положении: не имея возможности как следует рассмотреть лица сидящих, в то время как они, напротив, видели меня отлично.
В воцарившейся тишине прозвучавший вопрос показался громогласным.
– Как твое имя, женщина?
Я подобралась.
– Татьяна. Или просто Таня. Именно этим именем я была представлена королеве, – добавила я, решив, что упоминание ее величества будет не лишним.
– Каким образом ты прибыла в наш мир, Татьяна? – спросили другим голосом, но не менее сухо.
– Понятия не имею, – ответила я и почувствовала нестерпимую головную боль. Настолько сильную, что в глазах потемнело, и я испугалась, что рухну на пол.
– Наставник Ливолис привел тебя, женщина? – еще более грозно, как мне показалось, спросил кто-то третий. И не только в голосе, в самом словно бы сгустившемся пространстве я явственно ощутила исходящее от старейшин давление.
– Не знаю никакого Ливолиса, – процедила я сквозь зубы.
– Не сама ли королева повелела наставнику принца Эданора озаботиться вопросом возвращения тебя обратно в твой мир? По причине его непосредственного к этому отношения?
«И зачем спрашивать, – вяло и как-то безразлично подумала я, – если все и так очевидно. Чего они добиваются?»
В тот момент, когда я уже почти надумала сдаться и, проявив слабость, свалиться на пол, на меня словно пахнуло волной свежести. А еще через мгновение в зале, судя по всему, появилось новое действующее лицо.
– Ну раз сама королева велела заняться этим вопросом лично мне, – твердо произнесли смутно знакомым голосом, – то я им и займусь. И участие Совета здесь совершенно излишне.
Я повернула голову, отчего в висках гулко застучало, и предательская пелена перед глазами не позволила толком разглядеть лицо вошедшего. Только золотисто-песочный цвет костюма и волос.
Последним, что почувствовала перед тем как провалиться в темноту, была острая вспышка жгучего гнева кого-то из старейшин.