Путём Александра Невского - страница 16

стр.

Проходят мимо селения, идут недалеко от берега.

— Куда идете? — чуть не хором кричат местные мальчишки.

Не успел Александр Сергеевич ответить на вопрос, как его опередил Миша Аношин-маленький.

— Куда надо, туда и идем! Не ваше дело!

Остальные ребята промолчали, очевидно считая, что так и нужно. Быстрое течение пронесло байдарки.

Может быть, следовало остановить и вернуть всю флотилию. Извиниться за Мишу и поговорить с деревенскими мальчиками?

Нет, в данном случае не следовало. Выгрести против течения и попутного ветра было бы тяжело. Это могло вызвать нежелательную реакцию у еще не сложившегося коллектива. Могло бы не дойти.

Ладно! Пусть в этом случае мы и остались хамами, но пора уже по-настоящему сбить с ребят спесь.

Стали как-то на обед. Одни мальчишки ушли за дровами, остальные вообще куда-то исчезли. Так бывает.

Подошли к байдаркам чужие мальчики и стали угощать наших девочек смородиной. Завязалась хорошая беседа.

Когда же вернулись из леса мальчики экспедиции, то то ли из ревности, то ли от сознания своего превосходства, но разговор они повели в весьма резкой форме.

После этого грубоватого разговора был поднят вопрос, чем жители столицы лучше.

Евгений Георгиевич неожиданно спросил Мишу Степанова:

— А часто ли ты бываешь в Третьяковской галерее?

Миша растерялся и ответил, что ни разу там не был. Но Борис, желая поддержать товарища, заявил:

— А я был. Там Александр Невский как долбанул своего сына по голове! Сила!

— Постой, милый! Александр Невский никого по голове не долбал. Может быть, это Иван Грозный?

— Верно. Иван Грозный… Но здорово долбанул. Сила!

— Готов поручиться, что подавляющее большинство местных ребят не спутает Ивана Грозного с Александром Невским. Они не могут пойти в Третьяковскую галерею, которую и вы не часто посещаете. Но знают картины Репина по книгам, журналам, открыткам не хуже, чем вы, а может быть, и много лучше. А у иных москвичей культура дальше телевизора и кино не движется.

После этого разговора отношения с местными жителями стали значительно лучше.

Но разговор о Третьяковке имел и неожиданные последствия.


Саша Копыл.


Саша Копыл подошел к сидевшей за этюдником художнице, потеребив копну волос на голове и сплюнув два-три раза, а сплевывает он непрерывно, таков у него обычай, сказал:

— Тамара Мироновна, а вы Ван-Гога знаете?

— Да, знаю.

— А вы Гогена знаете?

— Да, и Гогена знаю.

— А Пикассо знаете?

— Знаю и люблю их. А почему ты спрашиваешь?

— Да так… Мать собирает их. И музыку она, пластинки, собирает. Бах там и другие…

— А ты тоже слушаешь?

— Да, иногда слушаю…

И отошел. В разговорах со взрослыми он очень боялся потерять свое достоинство. Очевидно думая, что взрослые считают его маленьким. Поэтому на лице его была постоянная маска равнодушия и пренебрежения ко всему. Но очень и очень чувствовалось, как он прислушивается ко взрослым. Подходить же к нему надо было осторожно. Такого нельзя погладить по голове…


>Развалины Селищинских казарм.


На правом берегу все те же аракчеевские Масляницкие и следом за ними Селищенские казармы. Последние производят особенно сильное впечатление. Сложенные из красного кирпича, отделанные белым камнем, они напоминают развалины Царицынского дворца под Москвой. Сейчас Селищенские казармы — пустая коробка. Стены без крыши и межэтажных перекрытий.

Входы с двух сторон украшены мощными колоннадами. В центральной части казарм был огромный манеж. Жители рассказывают, что в 1836 году в Гродненском гусарском полку здесь служил М. Ю. Лермонтов.

Против Селищ до войны был разводной понтонный мост. Немцы разрушили его, и теперь здесь перевоз. Зимой лед из-за быстрого течения бывает очень слабый. Его укрепляют, делая настил из соломы и бревен, а сверху заливают водой. Но машины все же иногда проваливаются. Водолазы, которым приходится здесь спасать машины и людей, говорят, что на дне Волхова много всякой военной техники и танков.

Следы войны на берегах встречаются часто.

За Селищами, на правом же берегу, к березе прибита доска. Обычно так выглядят объявления, что тут что-то запрещается. Но что может запрещаться здесь?

Александр Сергеевич пустил группу вперед по течению, а сам направился к берегу. Волхов в этом месте широкий, и надпись с середины не читалась даже в бинокль.