Путешественница - страница 36
Он посмотрел на Уильяма.
— Шутка?
— Глупейшая.
— Кто твоя жена, Уильям?
— Она не из тех, кого следует пытать и четвертовать[2], дядя.
Генри, казалось, задумался, потом коротко улыбнулся.
— Как скажешь. Итак, ты намерен отправиться вот в эту, обведенную красным кругом, местность?
— Да.
— И что ты сделаешь, оказавшись там?
— А как вы думаете, дядя?
— Я думаю, это безумие, Уильям.
— Скорее всего.
— Тебе не следует отказываться от своей крепости, племянник.
Уильям сделал глубокий вдох.
— Позаботьтесь о моем священнике, если вам угодно, и о моем оруженосце. Если я пришлю вам известие, что нашел место, которое могу назвать своим, отправите их ко мне. Если нет — пожалуйста, позвольте священнику прожить свои оставшиеся годы здесь. И отдайте Редесберн Питеру.
Генри посмотрел на него, потом покачал головой, поджав губы.
— Думаю, что во всех этих своих странствиях, ты набрался причудливых идей, парень, но будет так, как ты пожелал. И да, я бы сказал, что это поблизости от Фальконберга. Ты знаешь, как там обстоят дела?
— Нет. А должен?
— Знай, что им владеют представители рода Брэкволд.
— Это не там ли был пожар?
— Был, ужасный, и забрал с собой последнего из линии Фальконберг. Молодой Брэкволд отстроил главный зал. Ходили слухи, что его старший брат и устроил этот пожар, после чего погиб с ножом в спине. Только святые знают, кто это сделал. Тем не менее, полагаю, ты можешь рассчитывать на пристойный кусок за столом и, возможно, даже на кровать, если хорошенько попросишь.
— Спасибо, дядя.
— Когда ты планируешь уехать?
Уильям улыбнулся и потянулся.
— Через день или два. В той спальне в башне у вас замечательные матрасы из гусиного пуха, милорд, и я не испытываю никакого желания оставлять их.
— И я накрываю прекрасный стол.
— Да, и это тоже, — Уильям поднялся. — Спасибо, милорд. За все.
Генри отмахнулся от его слов.
— Ничего такого, чего бы я ни сделал для брата.
Если сидение на его любимом стуле и не лишило Уильяма самообладания, то последняя фраза Генри определенно это сделала. Уильям покинул дядю до того, как тот успел заметить слезы в его глазах.
Они уехали месяц спустя. Уильям старался убедить себя, что им необходимо уехать как можно скорее, но не смог этого сделать. Он проводил часы, прогуливаясь по тропинкам, по которым бегал в молодости, вновь переживая моменты, проведенные с дедом, запечатлевая в своем сердце виды, запахи и звуки родного дома.
Довольно часто в этих небольших прогулках к нему присоединялась Джулианна, но столь же часто она оставалась позади. В таких случаях он непременно находил ее в компании своей тети: Джулианна просто засыпала бедную женщину вопросами. Тетя отвечала на все вопросы его жены с безграничным терпением. Впервые увидев это, Уильям тихо рассмеялся. Иногда он подозревал, что тетя боялась подтолкнуть Джулианну к скрытой пропасти безумия, если не будет ублажать ее. Если она и думала, что с его леди не все в порядке, то никак не показывала этого. А в утро их отъезда тетя подарила Джулианне сумку, полную различных женских мелочей: от черенков из своего сада до всевозможных ниток, иголок и тканей.
Джулианна — вероятно, к сильному облегчению его тети — приняла все это в ошеломленном благодарном молчании.
Они путешествовали в относительной роскоши, все лошади, в том числе и вьючная, были нагружены по полной таким количеством вещей, какое Генри удалось им навязать. Не будучи уверенным, куда их заведет путешествие, Уильям согласился взять все это, постаравшись не обращать внимания на ощущение неловкости от подобной благотворительности. Он был слишком стар для такого количества подарков, но, как ему было известно, это обеспечит их на довольно длительное время.
Это — и мешки с золотом, свешивающиеся с его седла и звенящие подобно молоту о наковальню при каждом ударе копыт.
Так что Уильям держал в руках заряженный арбалет все время путешествия уверенный, что их богатство станет лакомым кусочком для всевозможных бандитов в сельской местности. Вдобавок к его беспокойству Джулианна несколько раз останавливала их, говоря, что слышит, как кто-то едет вслед за ними.