Путешествие Феди Карасика - страница 12

Слева от Феди на каких-то досках, сложенных штабелем, сидят две тетки, цветные платки сползли им на плечи. Тетки, разложив на коленях снедь, обедают. А вернее, ужинают… Времени-то, наверно, часов восемь… Лузгая семечки, на борт кормы облокотились три девушки. Пахнет волжской водой. Федя вдруг подумал о том, что, оказывается, обыкновенная волжская вода имеет запах. Нет, это не было знакомым ощущением сырости, вода на самом деле пахла. В ее запахе перемешалось множество других: запах свежей рыбы, прохладной глубины, сухого тепла солнечных лучей, которых в волжской воде много. И вроде бы даже запах сена. Волга, наверное, собрала его с широких пойменных лугов зеленого верховья.

— Пацан, — вдруг донеслось до Феди, — хочешь посидеть в лодке?..

Это парень приглашает Федю. Федя смотрит, как шлюпка покачивается над кормой, а вернее — в воздухе за кормой, и отрицательно качает головой.

Ольги в лодке уже нет. Федя и не заметил, куда она исчезла.

— Сдрейфил, что ли? — подзадоривает цыган.

Федя отворачивается. Чего пристал, спрашивается!.. Тоже — герой отыскался!..

А парень уже к девчатам с разговором. Наверно, и Федя-то ему нужен был для того, чтобы потом удобней было заговорить с девчатами.

— Девчата, не хотите покачаться в лодке?.. Могу уступить.

Федя уходит от края кормы, останавливается возле огромного, выше Фединого роста, якоря. Якорь, должно быть, вытащили из воды, где он пробыл много лет, потому что весь он рыжий от ржавчины. Федя понимает, что якорь не с «Чайковского», но не понимает, зачем он на корме. И тогда категорически устанавливает: якорь этот найден в Эгейском море. Целые столетия пролежал он на морском дне. А принадлежал он кораблю Одиссея, кораблю, который потерпел крушение, возвращаясь на родину, на остров Итаку.

Матрос, откуда-то появившийся возле якоря с кистью в одной руке и с банкой черной краски в другой, конечно, не имел никакого представления об истинном значении Фединого открытия, не предполагал он и того, что мальчишка в штанах-техасах и в курточке, мальчишка с белобрысой челкой на лбу — вовсе не ученик 5-го класса «А», перешедший в 6-й класс «А». Ни о чем не догадывался и парень, забравшийся в лодку, чтобы повоображать перед девчонками, и сами девчонки, которые все еще грызли семечки. Разве все эти люди могли предположить, что плывут не на колесном пароходе «Чайковский», а на парусном корабле хитроумного Одиссея. И что плывут они не по Волге, а по Эгейскому морю и ведет их корабль…

Федя, сложив на груди руки, прищурился и, отставив вперед ногу, пристально оглядел горизонт за кормой.

Итак, Одиссей, в которого превратился Федя Карасик, дал команду матросам поднимать паруса, и его корабль отплыл на родину, в нелегкое путешествие…

Матрос в это время, ничего не подозревая, начал красить ржавый якорь черной краской. Он мурлыкал под нос какую-то песенку и не обращал на Одиссея никакого внимания. Может, он каким-то образом узнал, как Одиссея называют в школе? Но ведь Карасик — это не фамилия. Это девчонки так окрестили Федю Краснова, переиначив его фамилию. Федя был тихий мальчишка, и потому Карасик закрепилось за ним сразу и бесповоротно…

Все! Хватит! Отныне Федя Карасик — Одиссей. Он возвращается на свою Родину. Он победит все штормы и ураганы, обманет одноглазого Циклопа-Полифема. Сильный, хитрый, выносливый, он победит!

— У-у-у-у-у!!! — заорало вдруг над Федей. От неожиданности Федя вздрогнул. Храброго Одиссея испугал рев гудка. И то сказать — Одиссей плывет на паруснике, а тут какие-то гудки!

Нависая над кормой грудью, Одиссей заглянул вперед, увидел, что навстречу его кораблю идет корабль-незнакомец. Он приземист, распластался над водой, как курица, прикрывающая под крыльями цыплят. Колеса его неистово лопотят по воде, упираются. Туго, видно, буксиру тащить за собой длинный-длинный плот.

— Эй, малец, в воду захотел угодить! — услышал Одиссей окрик над собой и в ту же минуту почувствовал, как чья-то рука бесцеремонно поставила его в вертикальное положение.

«Матрос, как ты смеешь брать за шиворот самого Одиссея!» — возмутился Одиссей. Матрос не услышал возмущения Одиссея, потому что Одиссей крикнул не вслух, а мысленно. Он снова красил якорь, размахивая кисточкой.