Путешествие Феди Карасика - страница 45
— Не знаю, — проговорил Карасик. А потом, подумав, ответил: — Стаська Рыжий. Мы с ним за одной партой сидим и все вместе делаем.
А вообще-то, главный дружок у Феди, конечно, Святой Петрик. Только он в другом классе учится. Федя не собирается объяснять всем про Петрика, больно надо. Он мог бы сказать ей и о том, что в классе у него, в общем-то, много друзей-ребят, да и из других классов есть, вот хоть Толька Зубань из 8 «Б»… Но с девчонками они не очень-то… Ну что девчонки?.. Могут они, девчонки, например, прыгать в воду с вышки или хотя бы с дерева?..
— А я с вышки прыгал, с самого верха, — вдруг сообщил он Наташе, словно чувствуя какую-то потребность похвалиться и показать, что он — парень тоже не так себе.
— Расскажи, — попросила Наташа. — Неужели с самой верхней? Ведь это и расшибиться можно!
— А чего там рассказывать… Прыгнул — и все, — пожал Федя плечами.
На самом же деле не так уж и героически выглядел Федин единственный прыжок с верхней вышки. Просто, наверное, он заразился в дороге микробами хвастовства. И вот теперь с ужасом чувствовал, что не может остановить своего вранья, язык не подчинялся Феде:
— Залез я наверх, посмотрел вниз и — ничего страшного: разбежался и — ласточкой…
Это говорил Федя-хвастун.
«Пришел я на речку, — вспомнил Федя Карасик, не вслух, — поставил ведра на берегу. Погода ветреная, и не жарко. Купаться совсем не хотелось даже. Волны ходят, вышка покачивается. Никого нет на берегу. Заманчиво показалось: если и плохо прыгну — никто не увидит позора. Полез по лестницам… Вот первая. Отсюда головой вниз ныряю свободно. Вторая. Со второй раза три пробовал, но только солдатиком. На третью вылез. Качается вышка. Посмотрел вниз, а вода где-то далеко-далеко. Отсюда старшеклассники прыгают, десятиклассники: Генка Синельников, по-школьному Пузырь, Серега Осьмак… Так они и солнышко на турнике крутят! Нет, Феде Карасику до них далеко…»
— Лечу, значит, я, — рассказывает Федя Наташе. — И ничуть не страшно, дух захватывает, как на качелях. А потом — раз! — и в воду, гвоздиком!..
«Страшно прыгать! Уж где там ласточкой, хоть бы солдатиком, — вспомнил Карасик, как было на самом деле. — Раз пять подходил к краю вышки. А потом самому перед собой стыдно стало: залез, да и слазить? Что из того, если и никто не видел?.. А сам-то ты будешь знать, что струсил, перед собой-то — позор!.. Покритиковал вот так сам себя, руки по швам, к телу прижал их, чтобы о воду не разбить и… шагнул в воздух.
Какую-то секунду-две летел, а показалось — долго. Наверно, перед самой водой не выдержал, захотел приостановить падение и расставил руки, как крылья… Забыл, что человек — не птица, а руки — не крылья. Шлепнулся руками о воду здорово. Вылез из речки — они красные. Но в общем-то, чепуха — руки! Если бы животом или спиной — мог бы из воды не вынырнуть. А рукам что сделается?.. Вылез на деревянный настил вышки — довольный. Глянул наверх, откуда прыгал — покачивается вышка в небе, словно ничего и не случилось. А ведь случилось! Сам себя победил. Радостный шел домой: с верхней вышки прыгнул!»
— А потом, — рассказывает Федя своей попутчице, — я и сальто крутил с вышки. — Словно чувствовал Федя: то, о чем думал, как было на самом деле, Наташе неинтересно. Врал и не мог остановиться, как будто во что бы то ни стало надо было ему переврать кого-то, еще большего хвастуна.
Словно вступая в соревнование по хвастовству, Наташа ни с того, ни с сего сообщила:
— Я буду в Москве учиться, в консерватории, — и добавила: — По классу рояля.
Внизу матросы носили на спинах ящики с пристани! Ящики были огромные, под ними людей почти не было видно. Люди шли гуськом один за другим, ныряя в пролет парохода. Шли медленно, выверяя движение, ощупывая ногами перекладины трапа.
Потом ящики кончились. Весело тарахтя, покатились к трапу пузатые бочки. Одна бочка настолько «развеселилась», что чуть не упала за борт. Катнул ее матрос, а она — в сторону и понеслась. Еле догнали да направили, куда следует.
На руках у матросов огромные брезентовые рукавицы, на спинах специальные седельца, на которые ставят груз.