Путешествие Вениамина Третьего - страница 22

— Ходите себе на здоровье отдельно, — для меня вы одна компания! — сказал хозяин, доставая из кармана монету.

— Дайте, пожалуйста, нам! Нам дайте! — попросил Сендерл и протянул руку. — Мы выплатим молодому человеку его долю! Идемте, молодой человек, мы с вами рассчитаемся. У меня есть мелочь.

Но в эту минуту растворилась дверь кухни и оттуда послышался дикий крик:

— Это он! Он! Вот тот, что стоит возле низенького, худощавого мальчишки! Они тогда вдвоем таскались. Я узнала его, этого красавца, по роже, по рыжей бороденке, чтоб ему ее повыдергали. По распахнутой грудке, — черт бы его, господи милосердый, побрал! Чтоб его трясло и качало, чтоб мозги из его костей поганых повытекли!..

— Вениамин, дадим тягу! — шепнул Сендерл и потащил своего друга за полу. — Провались она сквозь землю, эта ведьма чертова! До сих пор забыть не может разбитые яйца!..

Нельзя без горечи и сожаления читать о судьбах великих мыслителей мира сего, о том, как много страданий причинили им люди, ради которых они жертвовали всей своей жизнью и которых осчастливили полезными открытиями и достижениями ума своего. Мир, по сути дела, подобен ребенку, который любит держаться за маменькин передник, не отходя от него ни на шаг, ему нравится слушать старые глупые сказки, сто раз на дню повторяемые няньками и бабками, он уверен в том, что на свете нет ничего лучше его игрушек, что именно в них кроется вся и всяческая премудрость. Когда, из хедера является помощник ребе и отводит ребенка в школу, чтобы чему-нибудь его научить, он кричит и отбрыкивается, как если бы его вели на заклание. Мир предпочитает жить по старинке, всякое новшество кажется ему дикостью, он упорствует и противится, он смешивает с грязью тех, кто предлагает новое… И лишь после того как новшество привилось, прижилось и воочию доказало высокую свою полезность, лишь тогда за него хватаются, радуются ему, превозносят, совершенно забывая о тех, кто в поте лица своего открыл это новшество. Хорошо еще, если люди догадаются помянуть их в молитве и поставят им памятник. Миллионы людей ныне благополучно здравствуют в Америке, а бедный Колумб, когда его осенила счастливая мысль об открытии этой самой Америки, вдоволь настрадался, над ним издевались, его считали сумасшедшим.

Та же участь постигла и нашего Вениамина из Тунеядовки. По внешнему виду его принимали за полоумного, а слушая его разглагольствования о путешествии, люди еле сдерживали хохот, подтруднивали над ним, дразнили, смотрели на него как на чучело гороховое. Счастье, что Вениамин далеко не все понимал, не то он обозлился бы, занемог бы, упаси бог, от огорчения и плюнул бы на свое путешествие!

Мы опускаем многое из того, что относится к издевательствам над Вениамином, дабы это не легло несмываемым пятном на всех нас, не опозорило бы нас перед лицом истории, перед лицом будущих поколений. Мы делаем вид, что ничего об этом не знаем. Шито-крыто! Продолжим наше повествование.

«В Тетеревке, — говорит Вениамин, — много евреев, да плодятся и множатся они! Кто они, что за люди, откуда родом — они и сами знать не знают и ведать не ведают. От отцов, дедов и прадедов им известно, что происходят они от евреев, да и судя по некоторым их обычаям, по одежде, языку, делам и тому подобному, — они, видимо, и в самом деле евреи, но пришедшие сюда из разных мест, оторвавшиеся от разных колен израилевых, разобщенные, ибо у них друг с другом нет почти ничего общего. Падающего здесь, к примеру, никто и не подумает поднять, хоть околей он тут же на месте, прости господи!

Среди здешних евреев имеются и такие, которые прекрасно понимают манифаргийский язык. Слово это происходит от латинского «манифаргиссимус», что означает: «мани» — рука, а «фарги» — нечистая, то есть нечистые на руку. Евреи-манифаргийцы знают также хиромантию, то есть глядят людям в руку, да тем и кормятся. Кроме того, есть у них и другие специальности — они замечательные клепальщики и отличные токари: сочинят небылицу, да так отточат, что диву даешься! Еще ниспослал им всевышний дар преувеличения: сочинят втихомолку историю и расскажут с такой ужимкой, что человека даже слезой прошибает, — всю душу вывернут. Говорят, что евреи эти — разноплеменный сброд и берут они начало от упоминаемого в Библии рода «кафторим»