Путешествие вверх - страница 14

В этом месте Долопихтис почувствовал, что даже у благодушия, которое казалось ему безмерным и незыблемым в начале беседы, есть свои пределы, И он сказал вкрадчиво:

— Мне кажется, что самой первой рыбой, которую я узнаю поближе, будет мой не в меру вспыльчивый собеседник.

— Вот как! Я смеюсь вам в лицо! Вы забываете о Законе! И вы не посмеете, не осмелитесь его нарушить из-за боязни расплаты, потому что нас видят и слышат десятки свидетелей.

— Мы слышим и видим! — раздалось сразу несколько голосов, и Долопихтис с удивлением убедился, что они с тряпичником не одни. Но сколько он ни оглядывался по сторонам, ему никого не удавалось разглядеть, — кругом были одни водоросли. Иногда ему казалось, что он угадывает какое-то смутное очертание живого среди буйствующей зелени, но, присматриваясь, он всякий раз убеждался, что ошибся.

— Что! — не унимался тряпичник. — Я вижу, что мой не слишком любезный собеседник получает наглядный урок мудрости приспособления! Хорошо ещё, если при таком отвратительном характере вам вообще удастся унести отсюда ноги подобру-поздорову. Здесь, наверху, вы неуместны: вас видно за версту, вы малоподвижны и вдобавок хищник вы тоже не бог весть какой! Смотреть вы не умеете, а ваши светящиеся зубы и что-то там такое, что болтается у вас на носу, пригодны здесь не более, чем ваша фальшивая улыбка. Уходите, вы, оскорбивший в моем лице великое изобретение природы!

Долопихтис давно уже понял, что попал в скверную историю, и хотя он не преступил Закона, но угроза физической расправы с собеседником была уже достаточно серьёзным прегрешением, чтобы нажить неприятности. «Извлечь урок и уносить ноги», — решил удильщик. Но так как извлечь урок он уже успел, то ему оставалось только определить, в каком направлении следует уносить ноги.

— Я очень огорчён, что вас обидел. И тем более неприятно, что это получилось без злого умысла, само собой.

— Вы слышите? Он сказал — «само собой»!

— Мы слышим! — как эхо, откликнулось несколько голосов.

— Поэтому, тряпичник, я приношу вам свои извинения, которые я покорно прошу принять! — продолжал Долопихтис, силясь разглядеть, откуда всё-таки доносились голоса. — И я сознаюсь в собственном легкомысленном отношении к такой важной вещи, как приспособление.

Тряпичник, всё ещё негодуя, тряс своими выростами и подозрительно слушал Долопихтиса, пытаясь найти в его словах подвох. Но Долопихтис выглядел таким огорчённым и раскаяние его казалось таким неподдельным, что тряпичник не выдержал:

— Ваши извинения я принимаю. Надеюсь, что они искренни. Ещё больше надеюсь, что вы извлечёте для себя практическую пользу из нашей беседы. Вы ведь тоже приспособлены, но к жизни там, внизу. А здесь я вам посоветую плавать, всё время оглядываясь по сторонам, и помнить о Законе. В этом ваш единственный шанс сохранить голову.

— Благодарю вас! — взволнованно воскликнул Долопихтис. — Вы великодушны, а великодушие — черта героев. Не укажете ли вы направление, в котором мне надо плыть, чтобы выбраться из зарослей?

— Вы приплыли оттуда. Но будет лучше, если вас проводят к границе зарослей.

— Это могу сделать я, — раздался совсем рядом голос, и Долопихтис увидел, как от ближайшего кустика водорослей к ним двинулась узкая и длинная, как стебелёк, рыбка. Когда она принимала вертикальное положение, самый взыскательный глаз не был в состоянии обнаружить её в зарослях.

— И я могу составить компанию рыбе-стреле, — раздался другой голос, который принадлежал морской мыши, ярко раскрашенной рыбке со множеством выростов на теле, среди которых один напоминал фонарик удильщика. Долопихтис даже предположил, что рыбка является его отдалённым родственником.

— Скажите, пожалуйста, мы с вами не родственники? — обратился к ней Долопихтис.

— Очень, очень дальние, — сухо ответила морская мышь, проявляя явное нежелание к более близкому знакомству.

И Долопихтис с огорчением отметил, что ему не везёт с родственниками.

Распрощавшись с тряпичником, Долопихтис в сопровождении морской мыши и рыбы-стрелы поплыл к границе зарослей.

Удильщик украдкой рассматривал своих спутников, которые, казалось, забыли о его существовании. Была ли это демонстрация, Долопихтис не знал, но понимал, что, если оба спутника были свидетелями его разговора с тряпичником, на снисхождение рассчитывать не приходилось. Поэтому, грустно вздохнув, он молча продолжал свой путь и с облегчением заметил, что заросли стали редеть…