Путешествия пана Вроучека - страница 44

стр.

Улучив момент, когда ненасытный собиратель восторгов в очередной раз изучал физиономию Лазурного, Броучек прикрылся ладонью и, поспешно вытащив из кармана пару сосисок, с аппетитом принялся за вкусную земную еду, быть может,– увы! – последнее лакомство в его жизни.

Внезапно над ним послышалось радостное: "О, ты плачешь, землянин? Стало быть, и твоя огрубелая земная душа растаяла наконец под неотразимыми лучами, исходящими от моей картины!" Летающей походкой живописец неслышно подкрался к нему с другой стороны и своим восклицанием оторвал от приятного занятия.

Пан Броучек, выведенный из себя бесцеремонностью живописца и его предположением, ничтоже сумняшеся показал ему сосиску и выцалил в сердцах: – Черта с два! Не плачу, а ем!

– Ешь? – в гневном изумлении воскликнул Лазурный, тоже подлетев к пану Броучеку.– Неужто, лицезрея величественное создание, гения, ты способен предаваться земному непотребству?!

– Непотребству! Разве утоление голода – непотребство? Или, может, вы, обитатели Луны, вообще не… не… не едите?

– Конечно, мы не едим. Наше воздушное тело, слава богу, не нуждается в материальной пище.

Ошеломленный Броучек с минуту неподвижно смотрел на селенита, а затем всплеснул руками: – Неужто и вправду не едите?! О боже, боже! Нет, это невозможно! Должны же вы чем-то питаться.

– Мы подкрепляемся лишь ароматами, амбровым дыханием лунных цветов, пояснил живописец.

– Ароматами!.. О ужас! Какой ужас! Верно, вы и не пьете?

– Мы только увлажняем уста чистейшей утренней росой,– сказал поэт.

– Я погиб! – простонал пан Броучек и в отчаянии схватился за голову. Неужто я попал на Луну, дабы ни за что, ни про что умереть здесь от голода и жажды?!

– С чего ты взял, что умрешь? – успокаивал его Лазурный в приливе сострадания.– Обходимся же мы, обитатели Луны, ароматами и росой! Напротив, будь благодарен небесам! Единственным последствием нового образа жизни будет то, что твое грубое земное тело постепенно приобретет лунную утонченность и легкость…

– Утешили, нечего сказать! На кой мне сдалась ваша чахоточная худоба, которой вы похваляетесь! Для этого незачем прилетать на Луну! Достаточно заделаться на Земле борзописцем! Сколько же я этак протяну? У нас иные постники выдерживают самое большее сорок дней, да еще подкармливают себя всякой всячиной. О боже, боже!.

– В таком случае питайся пока корешками лунных трав.

– Слушайте, хватит! Ими питались разве что отшельники в старые времена, да и то еще неизвестно, что это были за корешки!.. И ни капли пива!.. Глотай себе росу, как лягушка!.. О владыка небесный!..

– Разве вы, земляне, не употребляете в пищу травы?

– Их едят только чокнутые вегетарианцы! Мы же, разумные люди, предпочитаем мясо.

– Мяcо? – ужаснулся Лазурный.

– Чего вы пугаетесь? Думаете – человеческое? Мы едим мясо баранов, телят…

– Чудовищно! Стало быть, вы безжалостно убиваете, раздираете на части и заглатываете создания божьи, обитающие вместе с вами на Земле? Превращаете свои тела в живые могилы для них? Да возможно ли, чтобы Вселенная терпела в своем лоне планету, оскверненную столь отвратительным каннибальством?! Неужели и это – умерщвленное создание божье? – добавил он с гримасой ужаса и омерзения указывая на огрызок сосиски, который пан Броучек с испугу уронил на пол.

– Созданье! – бешено захохотал землянин. – Да это всего-навсего свинина, измельченная и набитая в чисто вымытые кишки, которые…

Он не докончил. Лазурный в обмороке осел на пол.

Более выносливый живописец с истошным воплем рухнул на колени и, склонившись над несчастным поэтом, пытался привести его в чувство.

С минуту пан Броучек оцепенелым взглядом созерцал, какое пагубное действие оказали на тщедушного селенита опрометчивые земные слова, а затем, повинуясь внезапному озарению, со всех ног кинулся прочь из мастерской.

Ватага художников с мухоморами, боровиками, опятами, рыжиками, сыроежками, сморчками, шампиньонами и прочими грибами на головах бросилась за ним вдогонку, намереваясь затащить в свои мастерские, но пан домовладелец счастливо от них улизнул и помчался к лестнице, ведущей из Храма искусств.