Путешествия в Мустанг и Бутан - страница 18

Все были настолько поглощены зрелищем, что поначалу приход чужеземца прошел незамеченным. Лишь несколько взрослых оглянулись на меня с неудовольствием, словно я помешал им. Тибетская чуба не выделяла меня из толпы, и я стал протискиваться вперед.

В центре площади между двумя рядами сидевших монахов лама вел богослужение. На нем была тога из золотой парчи с вышитым синим и красным образом Мара — зловещего бога смерти; голову украшала широкополая черная шляпа с фигурами двух драконов, попиравших черепа.

Два монаха в красных тогах выкладывали у его ног дары, над которыми лама возносил песнопения. В плошках курились благовония, и сладкий дым плыл по воздуху под гром оркестра, в котором выделялись трубы и флейты, сделанные из человеческих, костей.

У меня разбегались глаза — это была настоящая феерия…

Женщины облачились в свои лучшее наряды — безрукавные расшитые чубы, из-под которых были видны шелковые блузки с пышными рукавами. Чубы повязаны двумя фартуками, сверху короткий, а нижний спадает до носков; оба состоят из узких полос материи веселых цветов — синего, красного, зеленого, желтого. У многих поверх были наброшены темно-синие парчовые накидки в виде треугольников. На груди они скреплялись большими овальными пряжками из черненого серебра с рельефными изображениями павлинов.

Что касается драгоценностей, то некоторых они буквально покрывали сверху донизу; часто встречались колье из оранжевых сердоликов с бирюзой. Иногда в колье были прицеплены золотые или серебряные ладанки, причем некоторые величиной с фотоаппарат. На запястьях красовались браслеты из слоновой кости или из ракушек. Но все затмевали головные украшения — бандо: вокруг шиньонов обвивался кожаный ремешок с громадной бирюзой, отдельные камни были величиной с наручные часы. На одном бандо я насчитал 32 камня — целое состояние!

Мужчины щеголяли в чубах разного цвета — от белого до винно-красного; среди толпы я заметил нескольких кхампа в круглых меховых шапках.

Естественно, меня больше интересовали не одежда, а лица. Детишки начали замечать меня и заговорщицки улыбались моей растерянности. На них были те же чубы, только в мини-варианте, а обуты они были в теплые валеночки на подошвах из крученого ячьего волоса.

Между тем церемония продолжалась. Я вспомнил, что ведь сегодня, третий и последний день ритуального действа, так называемого «изгнания демонов».

Главный священник разложил дары на пяти овальных металлических блюдах. Сидящие монахи затянули нараспев молитвы; к широким рукавам их тог были подвешены цилиндрические барабаны, по которым они ударяли кривыми палочками. В углу два монаха дули в громадные трубы, покоившиеся на деревянных резных подставках с изображениями бога смерти.

Смерть в Мустанге, равно как и в Тибете, вызывает у людей страх, смешанный с надеждой, ведь бог смерти крутит колесо жизни, в котором люди переходят из одного перевоплощения в другое, пока душа не достигнет нирваны. Демоны бродят среди живых, подстерегают их на каждом шагу, поэтому человек рискует своим будущим, совершая грех, особенно убивая любое живое существо. Только великий лама способен на время изгнать демонов — эта церемония и происходила в первый день четвертого месяца по тибетскому календарю, когда мы вступили в Ло-Мантанг.

Внезапно раздался вопль. Раздвигая толпу, на площадь выскочили три демона в ярких тогах и жутких масках; длинными мечами они со свистом рассекали воздух. Покружившись на освободившемся пространстве, они остановились. Новый вопль — зрители, вскочив как один, ринулись прочь из города, сметая по пути моих яков. За толпой степенно двинулись монахи и великий лама, предводительствуемый оркестром. Замыкали процессию приплясывавшие демоны. Пройдя портал, лама извлек из ножен священный клинок с эмблемой молнии на эфесе и принялся бормотать волшебные заклинания.

Толпа увлекла меня за собой. Впереди вышагивали трое мужчин с узкими красно-сине-желтыми флагами на длинных древках, за ними — музыканты, причем один молодой монашек тащил сложенные для удобства одна в другую трубы; за стенами города их снова вытянули во всю длину и положили на подставки. Низкий трубный глас поплыл над голой равниной. Толпа отхлынула на почтительное расстояние.