Путевой рыцарь - страница 2
Наступила оттепель и война оттаяла: снова сотрясали воздух, безголовой и бессмысленной бравадой, кличи бунтующих и снова поднимался меч на вчерашних братьев, а позорные колы вдоль путей Седжфилда, вот уже два с лишним щедрых на кровь года, даже и не намеревались пустовать. На одного старого мятежника, в очереди к сомнительной чести восхождения на придорожный престол, в назидание всем прочим негодяям, приходилось по двое новых глупцов, а рядом с ними, якобы стоящими за благое дело, находили последнее пристанище головорезы, бандиты, и дезертиры, последние - от обеих сторон - предателей нигде не терпят. В остальном же, - моська на слона замахнулась, - вот как это восстание называлось. Вслед за войной и не только близ непосредственно ока её опустошительной бури, даже остающиеся верными короне земли окутал мрак раздора, голод и болезни, вооруженным распрям сопутствующие, - для королевства наступили темные века, тягучие и безнадежные.
Мельник загрузил телегу и поехал. Лошади не имелось за ненадобностью, последняя давно издохла от старости. Настолько была дряхлая та кляча в последние деньки, что даже на мясо пустить жалко, да и нечего было пускать. Нынче, в хозяйстве имелся только вол, дюжина курей и слепой цепной пес на привязи. И начихать, что не зряч: лисий дух чует, не хуже кормежки. Время от времени, заводились представители вольного племени кошачьих, но и они надолго не задерживались, сбегали куда получше при первой же возможности, впрочем, неизменно разочаровываясь на новом месте лишь пообжившись, ведь где теперь лучше? Это расстраивало старого мельника побольше других неурядиц: как же на мельнице, да без кота? Иногда, когда ветер стихал надолго, а молоть как-то было нужно - жил он далеко от речки - тогда впрягал старичка-вола и тот пыхтел, в старом здании, приводя вал измельчителя в движение мускульной силой. В остальные же дни, когда не требовалось корчевать пеньки или пахать огороды, рогач либо простаивал, либо, если за мукой не могли заехать сами, о чем заказчики предупреждали заранее, мужчина впрягал его и доставлял товар собственноручно, за последнее доплачивали. И тогда случилось так же, а мысли у мельника тем злополучным пасмурным утром в голове крутились самые что ни на есть препаскудные, но никакого плохого предчувствия и в помине не было, ничего из этого, иначе бы, как пить дать, не поехал.
Его одолевало вполне закономерное и понятное нежелание отправляться в опасную дорогу, не столько пугающую длиной, сколько почти наверняка поджидающими беспечного путника бедами да невзгодами. И даже здесь, вдалеке от мятежного Седжфилда, все чаще выходили на лихой разбойничий промысел, вчерашние крестьяне, часто друзья и закадычные собутыльники сегодняшних жертв. Почти все силы стянуты на подавление конфликта, в единой цели отрубить голову вероломного змия, пригретого на груди. Унесли с собой весь молодняк, оставив увядающее поколение на произвол судьбы. Куда больше сил, чем надобно, если спросите зашивающегося без помощи извне старичка, но это их дела, дела военные, а его дело - молоть зерно, производить муку и иногда поставлять, вот как сейчас, однако, не позволяя сесть себе на шею. В чем, в чем, а в своей стезе он смыслил. Мельник жил одиноко на отшибе, и так и не удосужился завести семью пока еще было можно, а теперь слишком поздно для подобных начинаний, во всех смыслах: и по возрасту, и по временам, и по нравам... Да оно и к добру: всяко лучше так, чем привносить в этот мир очередного солдата или вдову, - и без него справятся. Это еще ничего, терпимо, вот только зерно кончалось и, к тому же, опережая самые скверные ожидания. Дотянуть бы до урожая на оставшихся запасах, а не то придется закупать по баснословным ценам военного времени. Его мошна прохудившаяся, таких трат не потянет.
"Как жить? Как жить?" - вопрошал взбудораженный последними вестями с фронта мельник, где и не думало распогоживаться, в спешке катясь по старому тракту, то и дело погоняя нерасторопного тягача, в ответ на резкие щелчки хлыста, воющего не иначе как от пустующих ясел и на его медлительном фоне, поразительна та скорость, с которой однотипные по заунывности причитания, сменились на мысли о том - как бы не умереть, раньше отмеренного здоровьем срока. Сменились, когда на прежде обманчиво пустующую и тихую дорогу, выскочило несколько отчаянных сорвиголов, прежде сокрытых туманом и резким уклоном обочины по правую сторону от дороги. Ряженные в лохмотья, голодранцы имели при себе ножи и вилы, дрянного качества, только же ему - старому да безоружному, хватит и небольшого тычка под бок ржавым железом, дабы испустить дух.