Путёвые записки - страница 23

Семён Аркадьевич на удивление бойко подскочил с кровати, искренне улыбаясь подошёл к гостю и коротко пробил в печень. Пётр Ильич всхлипнул и сполз в ноги к бугру прямо на коврик с надписью: «Добро пожаловать!»

Дотянувшись до пульта, Семён Аркадьевич сделал звук погромче и под стоны силиконовых порнозвёзд принялся молотить конюха. Должников бугор не любил, но и сильно их не калечил — здоровые долги возвращают быстрее.

- Бухло не доведёт тебя до добра, Ильич, - пинал Семён Аркадьевич тощий живот. - Раз-другой я закрою глаза на твои косяки, а там глядь — и ****ь! Проснёшься в гареме среди петухов и будешь уже настоящим Чайковским. По образу жизни.

Семён Аркадьевич аккуратно наступил на голову жертвы и продолжил нравоучение:

- То, что пришёл сам — молодец, крыс не терплю, но фуфло мне двинешь — лично трахну! Долг свой отработаешь в несколько ходок — это не проблема. Только не пей больше, Ильич. А то посажу на бутылку так, что и ходить не сможешь!

Из секции Пётр Ильич выполз на четвереньках. Вытирая разбитое лицо, он встал и прислонился к холодной стене. Его трясло будто в лихорадке. Побои — это ничего, за четыре года было всякое, но унижаться Пётр Ильич не любил. В конце экзекуции бугор сунул ему в лицо ногу и приказал: «Целуй!» Конюх брезгливо отшатнулся, но на белом носке Аркадьича таки остался след расквашенных губ. «Оставлю на память», - заявил бугор. Сдержать слёзы Пётр Ильич не смог.

Конюх поплёлся к выходу из барака, но возле каптёрки его остановил маленький тощий дедок.

- Сюда канай, женишок кобылий!

Пётр Ильич зашёл в каптёрку. Там, среди сумок и баулов устроился на табуретке престарелый зек. Все в лагере знали: дед из «козлятника» - ещё та прожжённая акула. Треть своей жизни он провёл за решёткой, и всё его тело покрывали синие выцветшие наколки. Невесть как оказавшись среди мальков -первоходов, он отправил в «гарем» десятки провинившихся «козликов».  Когда каптёр своим резким, несмазанным голосом кому-то что-то приказывал, это были слова бугра: об этом тоже все знали и слушались его беспрекословно.

Дед достал из-под стола небольшой зелёный пакет и пододвинул его к конюху.

- Подарок из секс-шопа, Ильич, - хрустнул смехом каптёр. - Получи и распишись.

И тут Пётр Ильич впервые пожалел, что в детстве попробовал водку.

...

Каждый день Пётр Ильич загружал телегу в столовой большими пластиковыми бачками, и в тысячный раз Люси отвозила пищевые отходы на свиноферму за зоной. Сопровождали парочку, как правило, два инспектора из роты охраны.

После свинофермы Пётр Ильич возвращался в лагерь со свежим мясом для администрации и костями с жилами для зеков. Бывало, повозка заезжала на почту за посылками или соседнею частною стройку, где конюху приходилось перевозить с места на место битый кирпич.

Конвой перебрасывался бородатыми шутками, поселковыми новостями, доставал Петра Ильича глупыми вопросами. В ответ конюх развлекал охрану небылицами, угощал их дорогими сигаретами, шоколадом, а на праздники мог даже подогнать бутылку палёного вискаря. Служивые воспринимали угощение как должное, но телегу на въезде в лагерь шмонали без особой тщательности. и по посёлку Люси частенько передвигалась без охраны.

В тот день им всем пришлось задержаться на ферме дольше обычного. Свинокол был в хмуром подпитии, разделка мяса затягивалась и конвой пригласили переждать в «биндяк» - маленький вагончик со столиком и парой скамеек. На столе в огромной чугунной сковороде шкворчали кусочки мяса с десятком разбитых яиц. Холодный квас дополнял меню.

Пётр Ильич прикорнул в телеге. С утра распогодилось. Где-то мычали коровы и неразборчиво бубнили людские голоса. Назойливо гудели мухи. Вдалеке визжала пилорама... Жизнь на воле. Забыть в подобный миг о лагере было нетрудно, и эти мгновения Пётр Ильич ценил больше всех радостей его положения. Встряхнув головой, словно отгоняя от себя сладкие грёзы о свободе, конюх резко выпрыгнул из телеги, мельком глянул на окна «биндяка» - там шла пирушка и, глубоко вздохнув, повёл Люси в большой сарай неподалёку. В дальнем углу была свалена куча старых лопат. После недолгих поисков Пётр Ильич достал из неё небольшой, туго перемотанный скотчем свёрток. Взвесив его на руке, конюх зубами разорвал упаковку.