Пути и судьбы - страница 25

«Ну это ты шалишь… Это у тебя не выйдет»…

Передовые цепи быстро приближались. Их легкие, стремительные, крылатые от плащ-палаток тени уже качались на мосту, и слышен был слитный топот и горячее дыхание.

Вдруг люди отпрянули назад, перемешались.

— Танк! Та-анк! — раздался крик. — Из пулемета, сволочь, лупит!

— Эй, наши! — крикнул он. — Танк подбитый, без движения. А с пулеметом я сейчас…

Со всего размаха, точно молотом, он ударил гранатой по пулеметному стволу. Удар получился странно мягким, и с досадой, но в то же время как бы и с надеждой он подумал, что граната не взорвется. Но детонатор уже сработал, тол воспламенился, взрыв произошел.

Он принял на себя всю силу взрыва, но не почувствовал ни боли, ни удара о башню танка, потому что и мозг его, и сердце сгорели в одно мгновение. А удар был так силен, что на броне образовалась вмятина, и вся громада танка дрогнула, качнулась и с тяжелым грохотом покатилась с откоса вниз, в реку.

— Ура-а-а-а! — победно гремело на мосту. — Ура-а-а-а-а!!!

И, опережая наступающих бойцов, неслись над мостом длинные хвостатые снаряды. Неожиданно один из них запылал, как огромное полено, косо снизился и черкнул хвостом по кроне дерева. Оно мгновенно вспыхнуло. И через несколько минут остался только обгорелый пень да груда дотлевающих углей.

А от человека не осталось ничего. Человек исчез. Был на свете Иван Васин и не стало. Не стало его гибкого молодого тела, не стало девически красивого лица, не стало грустных, добрых глаз, не стало застенчивой улыбки. И, так как в полку не знали, что с ним произошло, его пришлось вычеркнуть из списков, и с тех пор сослуживцы все реже и реже вспоминали парня с застенчивой улыбкой.

А в Дяглях мать его не могла и не хотела верить, что ее родимый Ванюшка пропал. Когда, прослышав о несчастье, прибежала Лара, Матрена по-матерински обняла ее, утерла чистой тряпицей помутневшие от слез глаза молоденькой учительницы и сказала убежденно и внушительно:

— Не верь ты, Ларынька, этой похоронке. Дай срок, вернется Ванюшка, я еще ваших деток потутушкаю.

Но не пришлось ей сыновних деток потутушкать.

Присватался к учительнице один веселый лейтенант с рукой на перевязи. Подумала она, подумала да и вышла за него. Народ не осудил. Отпускник парень хороший, честный, девушку не бросит. Да и не вековать же Ларисе в одиночестве? Пождала годок и будет.

А мать ждала сына до самого конца войны.

Ждет и теперь.

В конце апреля вода на Унже спадает так стремительно, что идущие с верховьев самосплавом большие плоты — соймы — не успевают убирать хвосты.

И вот как-то две многорядные соймы застряли в перекатах пониже городка Макарьева. Они могли «обсохнуть», то есть до зимы остаться на песках, и буксиры «Пролетарий» и «Светоч коммунизма» двинулись на помощь. Ближнюю, которая была к тому же и поменьше, взял подоспевший первым «Пролетарий», а дальняя, большая и громоздкая, досталась «Светочу коммунизма». «Пролетарий» был мощнее, и вести дальнюю сойму, конечно же, следовало ему, но, сославшись на то, что у них хандрит машина, капитан Плицын увел ближнюю.

— Прямо из-под носа выхватил! — возмущались на «Светоче коммунизма». — Ну и ловкач!

— Ловчить на «Пролетарии» умеют, а вот плоты водить…

— Отставить митинг! — крикнул сверху капитан Григорий Красноперов. — А ну, орлы, подавайте скорее бухты. Надо попытаться достать этих нахалов пролетарцев!

Но когда «орлы» — три молодых матроса — укрепили на сойме чалки, а механик дал полный ход, капитан вдруг явственно увидел, что сойма на мели.

— Прибавь! — не доверяя собственным глазам, закричал Григорий в медный переговорник. Колеса пошли быстрее, и Красноперов всем телом ощутил, как, напрягаясь, задрожал буксир. Плот ни с места!

— Где Коняхин? Позвать сюда Коняхина! — нетерпеливо крикнул капитан.

Старший штурман брился, и вместо него явился лоцман. Бородатый, хмурый. Старик единственный на пароходе не носил формы, и вместо шинели был на нем довольно мешковатый ватник, а вместо фуражки с якорем — потрепанная шапка, сбитая на самую макушку.

— Так это что же? Засела Соня? — спросил Григорий беспокойно.