Пути и судьбы - страница 4

стр.

— Как не понять, понимаю, сам весь израненный, — сочувственно отозвался солдат со шрамом и, чтобы ободрить бывшего товарища по оружию, рассказал, что в их деревне есть ветеран русско-японской войны, в котором чуть не сорок лет торчала пуля. И ничего, работал не хуже других.

— Так что, брат, не унывай, — постукивая топором, внушал он Жихареву, — лишнего не перемогайся и проживешь до ста годов, мужик ты, видать, крепкий.

Потому ли, что он так хорошо поработал топором, от доброго ли слова незнакомого солдата, оттого ли, что близились родные места, только Жихарев приободрился, повеселел.

…А поезд шел, раздвигая горизонты, и открывались все новые и новые просторы родной земли. Вместе с туляками, москвичами, горьковчанами — со всеми теми, кто не распрощался еще с солдатской шинелью, но уже чувствовал себя рабочим или хлеборобом, — плотник из Гужовки радовался, что необъятная советская земля теперь на веки вечные свободна и неприкосновенна.

Пуля ничем не напоминала о себе, и Жихарев о ней уже не думал. Думал же он о даме, о детишках, о жене Анне. До его знакомой с детства остановки было еще далеко, а он поминутно выходил в тамбур и смотрел, смотрел…

В Медыни демобилизованных встречали с музыкой, цветами. Торжества порядком затянулись, и Жихарев добрался до деревни поздно ночью.

Вся Гужовка давно спала, и лишь в доме Жихарева светился огонек, как будто там уже знали о приезде хозяина и поджидали его.

Постучать у Филата не хватило терпения. Нащупал скобу, рванул. Дверь знакомо, приветливо скрипнула.

— Кто там? — окликнула Анна, и до того родным, волнующим был голос жены, что Жихарев задохнулся от нежности к ней.

И в тот самый миг, как переступил солдат порог своего дома и жена Анна приникла лицом к его пыльной шинели, а проснувшиеся детишки повисли на руках, пуля, затаившаяся в нем, остро, грубо и враждебно кольнула в грудь. Она как будто нарочно выбрала эту самую счастливую в жизни минуту. И солдат зашатался, раскинул руки, как тогда, на фронте…

Он открыл глаза и увидел плоскую темную матицу, надвое рассеченную трещиной, длинной и глубокой, как шрам. Матица падала, валилась ему на грудь, и, точно стараясь оттолкнуть ее, Анна взмахивала руками, в которых было что-то белое. И слышался ее дрожащий голос, полный беспокойства и любви.

— Филя, миленький, что с тобой?

Филату захотелось сейчас же высказать ей свои тревоги, выплакать на груди жены всю горечь, всю свою боль. Она поймет, пожалеет… Но глянул он в лицо жены и не решился. Было ясно по этому постаревшему исхудалому лицу с нездоровым румянцем и болезненно блестящими глазами, что всю войну она ждала хозяина, кормильца, надежного главу семьи. Как ей сказать, что он больше не работник, и вправе ли он снова взваливать на ее жиденькие плечи ту ношу, которую подобало нести ему? Было жаль жену, хотелось ее утешить, приласкать, но Жихарев сказал только:

— Ничего… пройдет… Понимаешь, нет?

Анна ничего не поняла, но ее любящее сердце почуяло беду. Обхватив детишек, приникших к ней, как цыплята к наседке, она вдруг заплакала горько, отчаянно, как плачут по покойнику.

— Не плачь… ребятишки же… — смущенно и виновато бормотал Филат. — Отлежусь я, встану… не пропадем…

Наутро он поднялся до солнышка, когда Анна еще спала. Укутав жену стареньким штучковым одеялом, а на ребятишек накинув свою шинель, Филат вышел на улицу. Долго стоял он на том месте, где до войны был двор, невольно вспоминая, как вздыхала в хлеву корова, посвистывали костяными ноздрями спящие на насесте куры и блестели за перегородкой кроткие овечьи глаза. А теперь — хоть шаром покати: ни коровы, ни кур, ни овец. Огорода тоже не было, только кое-где косо торчали колья и сквозь зыбкие зонтики укропа проглядывали сизые стрелы лука да нежная ботва моркови.

С чего начинать хозяйство, как жить?

Ходил солдат вокруг своего разоренного гнезда, качал головой, думал, да так и не придумал ничего.

Стараясь поправить покосившиеся колья, Жихарев незаметно для себя спустился к речке Вергилейке, но даже речки не было. Ключи, питавшие ее, давно уже никто не чистил, и она иссякла, заросла осокой и хвощом.