Пути любви - страница 17

— Так вот в чем дело! — перебила Анна. — Это Дадсон приставал с расспросами! И Дэниел ничего ему не говорил! — она улыбнулась и крепко обняла друга детства.

Все опять встало на свои места. И вновь вернулась надежда. Переполненная чувствами, Анна даже звучно чмокнула Питера в нос. В восторге она вскочила на кровать и запрыгала, как будто нога у нее никогда и не болела. Питер смотрел на нее во все глаза. Наконец Анна, счастливая, обессиленно упала на одеяло. Питер, выждав минуту, рискнул поинтересоваться, что бы это значило.

— Абсолютно ничего, Любопытный мистер Длинный Нос! — Анна щелкнула Питера по носу. Легкий прыжок — и она уже на своей кровати. — И не думай, что я простила тебе джинсы! — заключила она, заворачиваясь в теплое одеяло и сладко потягиваясь. — Месть моя будет страшна… — сонно побормотала Анна, устраиваясь поудобнее. — И ужасна.

— Если ты приготовился оплакивать мою трагическую кончину в результате несчастного случая, то явно поторопился: я вполне нормально себя чувствую. И надеюсь, что даже выгляжу получше, чем можно судить по твоему взгляду! — Открыт был еще только один глаз Анны, зато голос звучал уже очень возмущенно.

Еще бы, ну на что это похоже: проснуться утром и вместо чудесной картины пробуждающейся природы увидеть скорбно-виноватую фигуру в ногах кровати!

Питер выглядел несчастным настолько, словно это он, а не его подруга, вчера получил травму, причем куда серьезнее, чем растяжение. Питер Роули мог позировать скульптору, ваяющему Раскаяние. Его сгорбившаяся фигура и виноватое выражение лица были настолько правдивы, что Анна, девушка незлопамятная, моментально простила Питеру то, что он вовлек ее в эту авантюру с путешествием. Ее досада, впрочем, довольно быстро сменилась раздражением: Питер, глубоко осознающий свою «страшную» вину, одним своим видом может навести тоску на кого угодно.

Питер смутился и отошел к окну, даже попробовал разглядывать там что-то. Любоваться было решительно нечем. Значит, надо побыстрее покончить с этим ужасным «приключеньицем».

— Энни, слушай, я так виноват перед тобой… Какая же это была дурацкая идея с поездкой в Лондон! Если бы не я, ты бы не испачкала любимые джинсы вчера…

Да уж, Питеру свойственно начинать с самого главного! — мысленно прокомментировала Анна.

— И мы бы не попали в этот отель кошмаров, где вместо холодного чая подают крутой кипяток…

— О, как же ты, Пит, умеешь увидеть суть вещей! — Анна иронически усмехнулась.

В этот момент дверь эффектно распахнулась и в номер элегантно вплыла горничная — та самая, вчерашняя, у которой на этот раз вместо подноса было нечто вроде тележки. На ней сиротливо стояли две чашки с кофе, которым, откровенно говоря, даже на подносе было бы вполне просторно. Гордо провозгласив:

— Ваш завтрак, мистер и миссис О'Нил! — она догадалась-таки взглянуть на постояльцев.

Обалдевший Питер и огневолосая Анна, опасно похожая на тигрицу перед прыжком, наверное, имели мало сходства с четой пожилых ирландцев. Во всяком случае, горничная успела очень быстро, хотя и не вполне элегантно ретироваться.

Питер и Анна уставились друг на друга и громко расхохотались. Напряжение, электризующее воздух, исчезло.

— Энни, поехали домой, а? — просто сказал Питер. — Кажется, наши английские каникулы не удались, ну да бог с ними. Может, мы найдем менее экстремальный вид отдыха в Америке? — Он тепло улыбнулся.

Анна молчала. Она не знала, что сказать Питеру. Знала только, что теперь ни за что не уедет. По крайней мере, не сегодня. И даже наверняка не завтра. Она чувствовала, что нащупала тонкую ниточку, которая должна привести ее к… К счастью?

Анна даже чувствовала себя немножко виноватой: Питер пытался реабилитироваться, предлагал простой выход из неприятной ситуации, за которую чувствовал себя ответственным, а она отрезала ему этот путь.

— Нет уж, дружочек, домой мы не поедем! И развлекаться мы будем прямо здесь. И начнем сегодня же!

Питер остолбенел.

Анна даже не попыталась объяснить другу свое загадочное ощущение-предчувствие, что мешало ей собрать вещи и вернуться в Атланту.

— Энни, ты это из вредности, да? Ты надо мной издеваешься? Думаешь, я не чувствую своей вины? — Питер готов был расплакаться от горечи и бессилия что-то изменить.