Путями истины. Сборник мистических рассказов и повестей

стр.

Всадники

Иногда меня в шутку или всерьёз спрашивают: есть ли жизнь после смерти?

Иногда я отвечаю. Ведь какими бы царями природы мы не считали себя, умирать страшно. И очень хочется уйти, зная, что там, за гранью, тоже «зелёные холмы» и слепящее солнце.

Мне кажется, я помню другие миры, там, после смерти. Помню, как лучи солнца падают в пыль. И следы копыт. И ещё я помню, как купаю лошадь.

Но всё это очень далеко, в мире, где есть Всадники…

1.
Были следы копыт.
Пылью рассыпан свет…
— Друг мой, ты не молчи?
Скоро нальёт рассвет
Чашу и поднесёт
С кровью к моим губам.
Ты расскажи мне? Сам
Я побоюсь уйти.
Что там, за гранью «жить»?
Что там, за словом «смерть»?
За руку ли возьмёт?
Плакать мне или петь?
Ты ж не проводишь? Нет?
Перед рассветом ночь
Студит дыханьем грудь.
Сердце моё молчит.
Смутен и долог путь.
— Где-то в рассветной мгле
Слышишь далёкий звон?
Друг мой, доверься мне:
Жизнь — это только сон.
Слушай: звенит, зовёт
Красной зари петух.
— Раньше меня рождён
страх мой. Мне не уснуть.
Сказку мне расскажи,
Может, сомкну глаза?
— Смерть неподвластна лжи.
Слушай, что рассказал
Ветер мне, что костёр
В темной ночи шептал.
Были следы копыт,
Пылью рассвет играл…
2.

Каждая душа полна мыслей о странствиях. Кто знает, где бывают наши души, когда мы спим?

Спи, друг мой. Встретимся там, во сне. И там ты, может быть, мне поверишь.

Баю-баюшки, баю,
Баю ягодку мою.
Не для острого клинка,
А для белого венка.
Баю-баюшки, родной,
Солнце скрылось за горой.
Солнце спит, не дремлет враг,
Мягко стелет ночи мрак.
Баю-баюшки, мой сын,
Ты у нас с отцом один.
Как под звёздами луна,
Как дороженька одна.

Если бы пыль не клубилась ещё на дороге! Тогда бы он мог сказать себе: «Окстись, Дмиор! Не было никакого всадника! Не было, и быть не могло! Всё это бабьи сказки, да выдумки рыбоедов с берегов Закатного моря. А нам, городским, не пристало…»

Но мелкая, словно пудра, пыль ещё висела над дорогой. И первые солнечные лучи бежали по следам копыт.

Первосвященник[1] Дмиор сплюнул в пыль, отёр безусый рот широким рукавом жёсткой, просоленной рясы и зашагал назад, к морю: прочь от следов, прочь от морока на рыжем коне. Морока, которого не было, и быть не могло. Ибо в Книге Веры нет никаких всадников, а значит…

Дмиор обернулся и осенил себя охранным знаком. Последние золотистые пылинки ещё кружились. Морок, богохульство.


Вечные Всадники, как считали местные жители, возвещали мор, военный набег или иную какую напасть, надвигающуюся с той стороны, откуда появлялся всадник.

Дмиор посмотрел в сторону холма, именуемого Кошачьей головой. Именно там увидел он первоначально расхристанного босоногого парня на рыжем коне, нагло и безнаказанно проскакавшего после мимо Дмиора и растаявшего в воздухе через два на восемь шагов.

Только пыль эта проклятая, пыль да следы, утверждавшие, что всадник был, что не напекло башку первосвященнику, не верящему в Дикую Бабу, всадников и прочую нечисть.

«Всадник с запада, — против воли подумалось Дмиору. — Значит: беды надо ожидать с запада».

Он зашагал дальше, размышляя, сможет ли не возвестить деревенским о явлении ему всадника…

3.

Спи, друг мой. Стоило мне начать сказку, а ты уже закрыл глаза.

Спи, дорога сама поведёт тебя, не давая свернуть. Потому что, вижу я, ты не облегчил душу перед смертью. И в ушах твоих не музыка мироздания, а отзвуки незабытых битв. А значит, твой путь ляжет едва ли намного выше того мира, где мы прощаемся с тобой сейчас.

Там тоже кипят страсти, и лезвие ударяет о лезвие. И душа почти так же несвободна. Но всё-таки…

Стоял на часах и сменился чуть свет.
Но к гарде стекал тонкой струйкой рассвет.
И друг мне сказал: «Ножен просит твой меч».
Но знал я, рассвет будет плакать и течь.
С кровавым мечом я к закату ушёл.
И ранил бы солнце, но месяц взошёл.
И в ужасе долго блуждал я во тьме.
Лишь кровь на мече указала путь мне.
Пришёл я с восходом в сияньи огня.
И воины утром встречали… меня!
«Баллада о кровавом мече», сочинённая Эрэльрихом, песнопевцем.

Иногда мне кажется, что каждую ночь я умираю. А каждый день воскрешаюсь к новой боли. И тогда тоска сдавливает мне грудь своими железными руками. И хочется не просыпаться.