Пьяная жизнь - страница 8
До глубокой старости не потеряла памяти и мне, мальчику, а
затем подростку, рассказала много историй из своей долгой,
тяжелой жизни.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Образ деда в её трактовке представал в захватывающе-
романтическом свете. Судя по всему фраза: «Что наша жизнь?
Игра!» была его кредо.
В молодости Яшка учился на агронома в Вознесенске. Не
знаю, был ли у него какой-то документ об образовании, но
полагаю, что Шварц не взял бы к себе неуча. Со временем стал у
немца управляющим. При Советской власти был первым
председателем сельскохозяйственной коммуны, созданной на
развалинах колонии. То ли уже был, то ли чуть-чуть не стал
первым председателем колхоза, созданного вместо коммуны в
период коллективизации. Очевидно, дела у деда шли неплохо при
разных режимах и хозяевах.
Чем
объяснить
завидную
приспособляемость
и
непотопляемость? Сфера моих научных интересов – революции.
Знаю, что самое сложное в смутное время – остаться
нейтральным, просто выжить. Как, благодаря чему или кому
удавалось оставаться на плаву Якову Пузыревскому?
Ответ знала бабушка. Он был игрок. Картёжник. Но,
уверен, ощущая в себе его гены, - не только. Надо было видеть,
как расцветала, воодушевлялась, буквально искрилась энергией
бабушка, рассказывая о нем, еще совсем молодом, сильном,
предприимчивом, умном.
А сколько горя ей принёс непутёвый муж! Но нет, в
минуты воспоминаний она не помнила о горе.
Говорила складно, образно, с юмором, порой с добрыми,
не горькими слезами.
- Ой, скільки всього було!, - вытирая фартухом глаза,
сморкаясь, всё время подтягивая под подбородком концы платка,
со светлой тоской шептала моя старушка. Она очень плохо
передвигалась даже с палочкой. Несколько лет, еще до войны,
Валерий Варзацкий
вообще не ходила. Не знала ни одной буквы. Родила девять
детей, трое из которых умерли младенцами.
Дед пристрастился к картам во время учёбы в Вознесенске.
Вернувшись в хутор, играл с самим хозяином. Когда наступала
зима и работы агрономической не было – уезжал в Вознесенск
или в Одессу играть по – крупному…
«Ранок на вулиці. Ще тіки люди по воду йдуть, -
вспоминала бабушка,- тут музыка як заграє! Їдуть! Попереду
цигани на брычці і так красіво виграють! За ними фургон з
кучером, запряжений добрими конями и по-о-вен добра! Яшка
сидить зверху і кричить:
- Марійка! Лови платок!
- Дід Петро! Ось ваші чоботи!
- Оксана! Тобі намисто!
- Кому кожух?! Кому ковьор?!
Люды біжать до фургона з усіх сторін. Кажен собі щось
хоче. Споряться, бувало що й б’ються за якусь вещь. Ото поки
все не пороздає, що виграв або купив, бо йому ж заказували,
колы їхав в город, в хату не зайде. А гроші за куплене людям
ніколи не брав. Казав:
- У тебе що, гроші є?! Ану, покажи! Тьфу ! Хіба це
гроші?! От у мене гроші!- И показував торбу або й мішок з
грішми.
Тоді вже в хату зайде. Мені, дітям подарки. – Ну, - каже,
- накрывай на стіл. Як начнуть сходиться – повна хата, нема де
повернуться. А він роздивляється: - А чого це Гришки нема? А де
ж Микола? - Ото поки всіх не угостить, поки гроші не конче, не
успокоїться. Ниділю гуляють! Ну я, правда, виберу времля, залізу
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
в торбу з грішми, та й щось сховаю. Діти ж малі… Та він тих
грошей и не щитав».
Бабушка сморкалась, вытирала концами платка глаза,
надолго задумывалась. Морщины лица вдруг складывались в
улыбку. Кажется, она видела призрак своего забытого счастья.
- Ба! Ну шо дальше? – нетерпелось мне.
«Ну шо, одійде трохи, повправляється коло хати,
наведе порядки і начинає нудиться. Бачу, вже йому скучно. Каже,
мабуть я поїду… Ну їдь, хіба ж я тебе вдержу.
Поїхав. Проходе днів скільки. Ніч. Сніг. Мороз. Щось
шкребеться у вікно.
- Хто там?
- Открий, це я.
Открываю. Стоїть в одних кальсонах. Все чисто програв.
І так раз по раз – то виграв, то програв, - бабушка крестилась,
вздыхала: