Пять (Инквизитор) - страница 3

стр.

— Я ничего не знаю, — повторил Он, хотя в голове эхом отдавался заданный вопрос: «Что ты можешь мне рассказать? Что ты знаешь? Что ты можешь мне рассказать?» Удар колокола. Еще один. Третий. Четвертый.

— Я не знаю, — проговорил Он, и в тот же миг в голове раздался протяжный и тревожный гул пятого удара. Он зажмурился, а затем резко распахнул глаза. — Кто я? Где я?

Пятая не издала ни звука, а маска ее по–прежнему была непроницаема, но Он был уверен, что на лице, скрытом от его глаз, блуждает улыбка. Он почти физически ощущал эту насмешку. Весь мир в лице Пятой насмехался над ним, и весь мир отныне был сокрыт под черной пеленой и украшен фиолетовыми разводами. Он никогда не любил фиолетовый, и в этом он был уверен на сто процентов.

— Расскажи мне, — тихо проговорила Пятая. Он помотал головой, отказываясь говорить, но рот будто сам открылся, и из него полились слова которые он никогда не желал бы произносить.

— Второго мая, — прохрипел он. — Второго мая, когда Темный Лорд пал, мы еще не понимали, что произошло. Я бежал из Хогвартса вместе со своей семьей и не знал, что Поттер погиб.

— Как ты понял, что магия пропала, Драко Люциус Малфой? — вкрадчиво спросила Пятая.

— Сначала, — Он запнулся. — Сначала перестали двигаться и разговаривать портреты. Это было на следующий день после нашего возвращения домой. Потом погибли все домовики. Буквально через пару дней. В конце концов, с нашего поместья пропали защитные чары.

— Почему это произошло, Драко Люциус Малфой?

— Я не знаю, — почти в отчаянии выкрикнул Он и если бы не цепи, закрыл бы голову руками, чтобы только не слышать Ее вопроса, звучавшего эхом где–то внутри Его головы.

— Магия кончилась, Драко Люциус Малфой, — мягко проговорила Пятая, и эта мягкость была мягкостью кошки, которая ласково играет с мышью, прежде чем съесть ее. — Слишком много магии было истрачено во время Битвы. И магия кончилась. Что ты делал, когда понял это, Драко Люциус Малфой?

— Я ушел, — Он не хотел в этом признаваться, но ее голос, почти гипнотический, заставлял Его говорить.

— Ты испугался, Драко Люциус Малфой?

— Нет! — выкрикнул Он, и в голове тут же прозвучал удар колокола. Второй. Третий. — Да, да, я испугался! Я не знал, что делать и аппарировал в Лондон. Я хотел добиться ответа в Министерстве.

— Но Министерства больше не было.

— Да, — Он опустил голову. — Его не было. Я не знаю почему, но не было ни Министерства, ни Косого Переулка. Всех наших мест не было. С них пали чары невидимости.

— И их нашли магглы, — закончила за него Пятая. — Что было дальше, Драко Люциус Малфой?

— Я бродил. Просто бродил, хотел заблудиться, потеряться где–то, чтобы никогда не найтись. А потом меня схватили Они.

— Управление по Борьбе с Волшебниками?

— Я не знаю, что я им сделал, — Он чувствовал, как грязная вода стекает по его виску, по шее и затекает за ворот безразмерной рубахи заключенного. Тяжелая липкая капля. — Я ничего не знаю!

— Хорошо, — Пятая сделала ровно два шага, но этого было достаточно, чтобы нависнуть над Ним будто хищная птица. — Где твои родители?

— Я не знаю.

— Где твои друзья?

— Я не знаю!

— Где все твои знакомые, близкие или дальние? Где волшебники?

— Я не знаю, я ничего не знаю! — закричал Он и руки Его дернулись, желая закрыть голову и прогнать Пятую хотя бы оттуда, если Она не уйдет из Его комнатушки и не оставит Его и дальше тут гнить. — Мне нельзя дать кровать?

— Нет, — коротко ответила Она. — Задержанным не положено. Как тебя зовут?

— Я не знаю, — Он зажмурился, и попытался не слышать Пятую, но ее образ стоял перед глазами, ее голос звучал в голове набатом. «Как тебя зовут?» Раз. Второй. Третий. Четвертый.

— Драко. Люциус. Малфой, — выдавил Он из себя и поднял на нее глаза.

— Очень хорошо, Драко Люциус Малфой, — судя по голосу, Пятая была довольна ответом. — Тогда я приду завтра и мы продолжим.

— Ты, — Драко запнулся, — вы не убьете меня?

Пятая хрипло рассмеялась.

— Нет, Драко Люциус Малфой, не убью, — Она открыла дверь, которая вновь не издала ни звука. — Во всяком случае, не сегодня.

Пятая вышла и затворила за собой дверь, оставив его в этой пыльной холодной комнате, где каждый камень сочился ненавистью к нему, где каждое звено цепи жаждало разрезать его кожу и напиться его крови. Но это была не тюрьма, нет. Тюрьмой стали его собственные мысли, его воспоминания о том, что произошло после Битвы за Хогвартс.