Пятая версия - страница 19

стр.

В XIII веке на этих берегах появились «железные» люди на всхрапывающих «железных» конях. То были «кшижаки», как их называли поляки, рыцари воинственного, под сенью черного креста, несущего в восточные варварские земли «святую веру», немецкого Тевтонского ордена. Получив «буллу», право нести эту веру язычникам, от папы римского, они жестоко, упорно, неукротимо, сокрушая сопротивление прибалтийских племен, двигались вдоль Балтийского моря на северо-восток, оставляя позади себя укрепленные поселения, воздвигнутые руками пленных пруссов, сембов и куршей из огромных валунов неприступные для покоренных племен замки. Один из них, самый северный в этих прибалтийских землях, замок «Пилкопен», стоял во-он там, на той дюне, что виднеется в запотевшее окно нашего дома. Рыцари не только оберегали эту землю от проникновения в глубь захваченных земель литовцев и сембов, но и зорко следили, чтобы местное население не расхищало «золото Балтики», янтарь. Чуть в стороне, по преданию, вот на той дюне, возвышались виселицы. И каждой литовец, курш, да и немец, кто добыл в море кусок янтаря и не сдал его в замок, мог оказаться на «Дюне Мертвецов». Виселицы не пустовали, вот было пищи для воронья! Может, потому-то их тут так много и развелось? О, это «золото Балтики»! Сколько голов полетело с плеч за него! Какие порой тут крики и стоны раздавались, когда во дворе замка пороли ребятишек, утаивших от тевтонов кусочек прозрачного золотистого камешка.

Замок прекратил свое существование в конце XV века, спустя несколько десятков лет после знаменитой, позорной для Тевтонского ордена Грюнвальдской битвы. Смешавшись с местными, переженившись на литовках и куршанках, запрятав в чуланы двуручные мечи, панцири и топоры, рыцари и их сыновья превратились в рыбаков и землепашцев. Замок захирел. Стены его стали осыпаться, а спустя два столетия и вообще исчезли, занесенные песками. Песчаные бури засыпали и старую деревню Пилкопен. Та, в которой находится дом, где мы сейчас сидим с Эдуардом у камина, называлась — «Новый Пилкопен», а старая — лежит под певучими, зыбучими песками. На огромном камне, что стоит возле камина — его обнаружил в песках местный тракторист Иван, и я выменял этот камень у него на три «пузыря», — написано по-немецки: «Упокоилась с миром деревня Пилкопен, занесенная песками». Время от времени, когда дуют продолжительные западные ветры, на дюне вылезают из песка огромные валуны, остатки замка, а на «Горе Мертвецов» — обломки трех столбов, бывших когда-то виселицами…

Этот штоф, как и янтарь, тоже из моря. Крепко закупоренный, с водкой на два пальца от дна, сколько он недель или месяцев проплавал в соленой воде, пока какая-то из волн не выкинула его на берег? Хоть и хороша была пробка, но воды все же немного попало. Чья рука, какого моряка, с синим якорем у запястья, швырнула бутыль в открытый иллюминатор?..

Однако вот плоский, золотисто-оранжевый кусок янтаря.

Ну, точно из стены Янтарной комнаты!

И теперь следует все же немного поговорить о самой Янтарной комнате. Я произношу такие слова «следует все же», потому что о Янтарной комнате много писали, много говорили, фильмы показывали, и история эта, пожалуй, не менее известна и популярна, чем история Красной Шапочки и Серого Волка, но все же кое-что надо вспомнить, на те или иные обстоятельства обратить особое внимание.

— Подожди о Янтарной комнате, — останавливает меня Эдуард. — Во-первых, мы еще не все сказали вообще о янтаре и о «янтарной лихорадке», ведь ты о ней, наверно, еще ничего толком не слышал? Да, где вафельница, которую ты нашел на огороде?

— Вот она. Василий Васильевич, ну-ка пусти.

Кот, перебравшийся на мои колени с коленей Эдуарда, соскакивает на пол, а я достаю из-под стола массивную вафельницу, этакие две чугунные тарелищи на шарнире. Рецепт вафель тут же отлит в чугуне: «Мильх: 2,5 литер. 375 гр. буттер. 6–8 яйки, 1 кг меел, то есть муки, и цукер». Эдуард уже достает с полки муку, яйца, приносит из прихожей айн бутылка мильх и тяжелый пласт масла.

Называя его кладбищенским смотрителем, я ничего не придумываю. Он действительно следит за сохранением и восстановлением древнего исторического кладбища на высоком лесистом холме в Ниде, Там до сих пор сохранились почти что языческие могильные знаки, вырезанные из дубовых плах. Изображения птиц, зверей, каких-то неизвестных существ.