Пятеро ребят и одна собака - страница 7

О чём ещё могли мечтать четверо ребят и одна собака?! Площадь в Мардзамеми совсем не то, что обычно принято называть площадью. Это клочок земли, изрезанный неровными холмами и окружённый со всех сторон игрушечными домиками, среди которых выделяется крохотная церквушка с двумя ступеньками и фасад старого дворца.

Некогда в этом дворце, по-видимому, жили люди. Теперь его превратили в сарай и время от времени к нему подъезжают повозки, нагружённые доверху соломой, которые спустя несколько минут возвращаются порожняком.

Площадь казалась замкнутой со всех сторон. Однако в самом дальнем углу её, между двумя домами, зияла дыра, в которую свободно мог пролезть человек среднего роста. Сквозь этот проход попадали прямо к морю. Правда, прежде чем очутиться на море, приходилось миновать полосу гранитных глыб, среди которых лежали опрокинутые лодки.

Антонио, Розалия, Джанджи и Том проникли на берег сквозь эту дыру, вырезанную в сплошной стене домов, словно кусок из торта.

И только Карчофо появился с противоположной стороны из-за высоких каменных глыб, которыми заканчивался пляж.

Держа руки в карманах, Карчофо не спеша ступал по самому краю песчаного морского берега, словно эквилибрист по проволоке, и насвистывал. Вдруг мальчуган увидел нечто интересное. Полоска, как раз та самая, по которой он шёл, казалось ожила. Она была окрашена в бледно-розовый цвет и едва заметно колыхалась вместе с морем. Карчофо не поверил своим глазам. Он присмотрелся получше; это были крохотные кораллики, обломки, мельчайшие частички, которые вода раскрошила и унесла с больших коралловых деревьев, растущих на дне моря.

Джузеппанджело Барони, по прозвищу Карчофо, наклонился и поднял на ладони несколько зёрнышек вместе с песком. Крошки выглядели живыми. Карчофо пришёл в восторг.

Он свистнул, и тотчас же Антонио, Розалия и Джанджи побежали босиком по нити нежнейшего розоватого ожерелья, которым тщеславное море украсило себя в тот вечер. Следом за ними мчался Том. Дети собирали причудливые кораллики, и только Тому никак не удавалось их поднять: пудель набрасывался лапами на зёрнышки, и они тут же проваливались в песок, а он мотал головой и чихал для пущей важности.

Дети наклонившись собирали кораллы, и тут Антонио тихо, как бы невзначай, сказал:

- А у меня есть аккордеон.

Джанджи так и сел от удивления, а Том принялся громко лаять. Антонио, не поднимая головы, посмотрел снизу вверх на Джанджи такими сияющими глазами, что малышу захотелось его обнять, но он не решился это сделать, ведь Антонио почти взрослый.

- Так и передай Тури: теперь у меня есть аккордеон, - сказал Антонио.

Джанджи кивнул головой и улыбнулся.

Дети сняли с себя трусы, дырявые майки и бросились в воду, в тёплую, освежающую воду, какая обычно бывает в час заката. Только Том ничего с себя не снял, потому что чёрная мохнатая шубка была плотно приклеена к нему с того самого момента, как он родился, и останется приклеенной до самой смерти. Разве это не подходящий предлог увильнуть от купанья?

Пудель в нерешительности бегал взад и вперёд по пляжу и лаял изо всех сил. Джанджи голышом вылез из воды и бросился к Тому. Он насильно втащил его в море и подтолкнул.

Том послушно поплыл: ведь иногда приходится делать вещи, которые совсем не по душе! Потом он повернул назад, не обращая внимания на оклики Джанджи и остальных ребят; теперь пёс успокоился, совесть его была чиста: он выполнил свой долг.

На берегу Том, отяжелевший от воды, почти не мог двигаться. Он энергично встряхнулся, обрызгав пляж на два метра в окружности, а затем принялся кататься на сухих водорослях и вскоре превратился в какое-то подобие африканского идола, утыканного соломой, перьями листьями и стеблями.

Но тут на пляж хлынула другая ватага ребятишек, проникших с площади через тот же самый узкий проход. Они орали, валялись на водорослях пуще Тома, подбрасывали вверх трусы и майки, оставленные на берегу Антонио, Джанджи и Карчофо, угрожали утащить передник Розалии. Девочка, сама не своя от злости, в сопровождении трёх мальчишек, моментально поплыла к берегу.

Тем временем Том, забыв обо всех и обо всём на свете, тёрся о камни, чтобы стряхнуть с себя водоросли; он делал это с таким же усердием, с каким раньше утыкал ими свою чёрную шубку.