Пятницкий - страница 27
И тут на него, словно коршуны на цыпленка, набросились его друзья Дан и Блюменфельд.
— Как ты мог подписать этот гнусный документ! — кричал на него Блюменфельд. — Тебя обработали и окрутили вокруг пальца, как мальчишку. Но не все потеряно. Пойдем погуляем, и я все тебе разъясню.
Они, долго прохаживались по берегу Женевского озера. Блюменфельд говорил, говорил, говорил… А Пятницкий молчал. С каждым шагом на душе его становилось все тяжелее. Ведь рядом шел его старший товарищ, тот самый Блюменфельд, который помог ему правильно понять могучую революционную мысль Маркса, Плеханова, Ленина. А теперь Блюменфельд толкал Пятницкого на путь беспринципности, требуя, чтобы тот либо голосовал на съезде Лиги с меньшевиками, либо вообще отказался от участия в съезде.
— Но почему ты хочешь, чтобы я устранился от участия в съезде? — удивленно спросил Пятницкий.
Оказывается, получилось так, что на съезд Лиги приехало равное количество большевиков и меньшевиков.
И тут Осипу все стало ясным. Нет, его друзья не искали в нем единомышленника. Подумаешь, какая невидаль — малограмотный парнишка, двух слов связать не может! Нужен лишь его голос. Пусть поднимет за нас руку, а там… там посмотрим.
— Ты ничего не понимаешь в том, что происходит, — горячился Блюменфельд. — Но поверь мне на слово: Ленин и Плеханов погубят партию. Мы просим тебя только поднять руку за наши предложения. Придет время, и ты станешь гордиться, что в трудную минуту поддержал своих друзей.
— Но ты сам убеждал меня, что решать что-то можно лишь тогда, когда определится собственная ясная и четкая позиция, — задумчиво сказал Осип. — Вспомни, именно так учил ты меня. Так почему же сейчас ты взялся меня переучивать? Хочешь, чтобы я поднял руку за то, в чем еще не разобрался…
— Упрямец, — раздраженно воскликнул Блюменфельд. — Нет, ты оказался неблагодарным и упрямым мальчишкой… И я вижу единственный для тебя выход — уезжай в Америку, мы поможем тебе с деньгами на переезд, и сиди там спокойно, пока не разберешься в наших разногласиях. И уж конечно, не приходи на съезд.
— Я не поеду в Америку, Иосиф, — спокойно сказал Пятницкий. — Ия приду завтра на съезд и буду голосовать только за то, что сам найду правильным.
Съезд Заграничной лиги открылся 26 октября 1903 года. В зале по одну сторону сидели большевики, а по другую меньшевики.
Пятницкий сел с большевиками и голосовал с ними.
Когда же после возмутительных выпадов Мартова против Ленина большевики в знак протеста покинули съезд и собрались в кафе Ландольта, Пятницкий, как бы проверяя себя, остался еще некоторое время на съезде. Но вот выступил Троцкий. Полная ядовитой и гнусной клеветы на Ленина и его сторонников речь эта стала для Пятницкого последней каплей…
Он встал со своего места и, нарочито громко стуча башмаками, ушел — на этот раз навсегда — от бывших своих друзей!
В кафе Ландольта он слушал искрящуюся остроумием речь Георгия Валентиновича Плеханова, намечавшего план решительной борьбы с меньшевиками. Это было просто великолепно! Крупнейший теоретик партии, отбросив как шелуху личные приязни и неприязни, остался с большинством навсегда. Навсегда? Увы, через два дня Плеханов, бросив крылатую, но маловразумительную фразу: «Нет, не могу стрелять по своим!» — как будто бы те, кто еще вчера слушал его в кафе Ландольта, были чужаками, — перекинулся к меньшевикам и кооптировал прежних редакторов «Искры». Ленин тотчас же вышел из редакции.
Жордания, Блюменфельд и вот… сам Плеханов. Нет, такие мгновенные политические вольты и превращения были не только непонятны, но и глубоко чужды прямой и цельной натуре молодого Пятницкого. Он вернулся в Берлин опечаленным и мрачным. Хотя формально после II съезда все социал-демократы слились в единую организацию, единства в ней не было.
С отъездом Гальперина в Россию во главе берлинского, а точнее, германского транспортного пункта остался один Пятницкий. Он, как и прежде, по лишь ему известным каналам отправлял в Россию «Искру», понимая, однако, что она стала совсем иной — не грозным набатом, зовущим к неустанной борьбе, не собирательницей всех революционных элементов под знаменем РСДРП, а чисто оппортунистической газетой, старательно обходившей острые углы и крутые повороты, призывавшей к примиренчеству и компромиссам.