Пыль Египта - страница 40

И вот теперь этот низенький бородач, похожий на гнома, подошел ко мне с понимающим видом и поздоровался. Должен признаться, что мне не особо хотелось его видеть, поскольку своим присутствием он напоминал о том, что я изо всех сил стремился забыть. Несмотря на мои попытки перевести разговор в более безопасное русло, он упорно возвращался к нашей первой встрече. По его словам, после смерти отшельника Ваннинга группка оккультистов, собравшихся в тот вечер над мумией, распалась.

Но он, Вейлдан, не оставил попыток разгадать тайну культа Себека. Это, как он объяснил, и заставило его отправиться в путешествие, чтобы встретиться со мной. Никто из бывших единомышленников не поможет ему осуществить задуманное. Это заинтересует разве что меня.

Я решил никогда больше не связываться с египтологией. О чем тут же ему сообщил.

Вейлдан рассмеялся. Сказал, что понимает, почему я отказываюсь, но просит его выслушать. Его план не имеет ничего общего с искусством колдовства или ворожбы. С веселым видом он объяснил, что это просто-напросто возможность свести счеты с силами тьмы — если я по незнанию привык так их называть.

Он изложил свой план. Короче говоря, он хотел, чтобы я отправился с ним в Египет, в частную экспедицию. От меня не требовалось никаких расходов, ему был нужен молодой ассистент, поскольку он не хотел доверяться профессиональным археологам, с которыми, как правило, хлопот не оберешься.

В последние годы его занимали легенды, связанные с поклонением крокодилу, и он упорно, не щадя сил, исследовал тайные погребения жрецов культа Себека. А теперь благодаря достоверному источнику — то есть проводнику, нанятому из местных, — он обнаружил еще одно секретное место: подземную гробницу, где лежала мумия служителя храма Себека.

Он не стал терять время, вдаваясь в подробности; основная мысль его рассказа сводилась к тому, что до мумии можно легко добраться, нет нужды прилагать особые усилия и проводить раскопки, кроме того, мы ничем не рискуем, нам не грозит ни проклятье, ни месть. Поэтому мы можем отправиться туда без сопровождения, вдвоем, сохранив все в тайне. Это будет прибыльная поездка. Он не только утверждал, что мумию, по всем данным, никто не трогал, но и готов был поклясться своим именем, что источнику информации можно доверять и что с мумией закопано множество священных украшений. Так что он предлагал мне надежный, верный и тайный способ разбогатеть.

Должен признаться, звучало это заманчиво. Несмотря на печальный опыт прошлого, я, пожалуй, пошел бы на решительный шаг ради соответствующего вознаграждения. К тому же, хоть я и намеревался избегать любого неумелого вторжения в мистическое, меня подстегивал авантюрный дух этой затеи.

Вейлдан умело сыграл на моих чувствах; теперь я это понимаю. Мы беседовали несколько часов и вернулись к разговору на следующий день, пока, наконец, я не согласился.

Мы отплыли в марте и через три недели, после небольшой остановки в Лондоне, высадились в Каире. Восторг, вызванный поездкой за границу, затмил воспоминания об общении с профессором; помню только, что он всю дорогу обращался ко мне заискивающе-приободряющим тоном и всячески старался убедить, что наша небольшая экспедиция совершенно безобидна. Он полностью отверг все мои возражения о том, что недостойно заниматься разорением гробниц; с нашими визами и заранее продуманной легендой власти сами должны были пустить нас к захоронениям.

Из Каира мы отправились на поезде в Хартрум. Там профессор Вейлдан планировал встретиться со своим «источником информации» — местным проводником, который оказался шпионом, затесавшимся в археологическую среду.

Это открытие смутило меня не больше, чем если бы оно произошло в более прозаичной обстановке. Пустыня была благодатной почвой для интриг и тайных сговоров, так что я впервые понял психологию путешественника и искателя приключений.

Страшновато было красться по извилистым улочкам арабского квартала, когда вечером мы с Вейлданом отправились в хибару шпиона. Мы вошли в темный зловонный дворик, и высокий бедуин с орлиным носом впустил нас в свое сумрачное жилище. Он встретил профессора тепло. Взял деньги. Затем араб и мой спутник удалились в дальнюю комнату. До меня донесся громкий шепот — нетерпеливые вопросы Вейлдана чередовались с гортанным английским хозяина. Я сел в темноте и стал ждать. Голоса становились все громче, как бывает во время спора. Вейлдан, похоже, успокаивал, убеждал, а в голосе проводника звучали нотки предостережения, сомнения и страха. К ним добавился гнев, когда Вейлдан попытался прикрикнуть на своего компаньона.