Пыль и пепел. Или рассказ из мира Между - страница 50

- Пан доктор, не могли бы вы это подписать?

- Боже, да где пани ее достала? На блошином рынке?

- Купила с самого начала, - пояснила она. – Купила, когда она только вышла. Мне она понравилась, но я надеялась, что будет больше точных описаний ритуалов. Раз уж пана встретила…

- Пани у нас учится? Я никогда не видел пани на лекциях.

- Вообще не учусь. Слишком стара для этого. Пришла, потому что лекция меня интересовала. Ведь это же можно, правда? Именно в этом, как мне кажется, и заключена идея университета?

Я пожал плечами.

- Конечно же, можно. И кому я должен подписать?

- Мне. Патриции.

Странное имя. Я подписал ей книгу, и тут кто-то выключил освещение в аудитории. Воцарился хмурый мрак, а мне показалось, что глаза женщины горят фосфоресцирующей зеленью, как у кота.

- Свет выключили, - констатировала Патриция. – А мне хотелось кое о чем спросить у пана. Но мы же не можем разговаривать в темноте, глядишь, кто-то чего-то и подумает. А не выпили бы вы со мной кофе? Мне и правда очень нравилась ваша книга. Конечно, если у вас нет времени, то…

- Пани Патриция, - сказал я, - чувствуя какие-то странные мурашки на спине. – Минутка у меня имеется, и я с удовольствием выпил бы кофе.

Вышли мы через факультет. Когда Патриция проходила через двери, еще раз я убедился в том, какая она изящная. У нее были длинные ноги, а стиль ее одежды можно было назвать странным – похоже, она сама его создала. Он был несколько старомодным, возможно, даже викторианским, только она смогла из этой бабкиной одежды создать чувственный и даже вызывающий костюм.

Я поглядел на ее стройные лодыжки в зашнурованных башмачках в стиле Мэри Поппинс и оплетенные сетчатыми чулками ноги, белеющие из-под юбки с оборками, после чего вышел на дождь, подняв воротник куртки.

Уселись мы в ближайшем пабе, на окраине небольшого парка. Внутри было уютно, темные балки приятно контрастировали с побеленными стенами. На столе из грубо отесанных досок в светильнике, похожем на толстостенную рюмку, мигал огарок свечи.

- Я замерзла, - объявила она, вешая пальто на вбитый в столб крюк. – Так что выпью коньяка. А вы? Я угощаю. Ведь это же я настояла на встрече.

- Я за рулем, так что возьму кофе. И вам вовсе не надо было настаивать. Вы не моя студентка, в этом нет ничего двузначного.

- Ага, выходит, со студенткой уже выпить кофе нельзя? Что за времена.

- Можно. Только делать этого не нужно. Это непрофессионально. С группой студентов любого пола – это уже дело другое. А как вы попали на мою лекцию?

- Как-то раз я случайно была на факультете, потому что нужно было кое с кем встретиться. И увидала на двери аудитории расписание лекций. Узнала вашу фамилию, и до меня дошло, что тип, который написал книжку о верованиях Сибири, Океании, Америки и один Бог знает чего еще, действительно может быть этнологом. Я сообразительная, разве не так?

Я не припоминал, чтобы на двери лекционного зала висел какой-нибудь список выступлений с фамилиями. А зачем? Они ведь были в плане, на доске объявлений каждый год.

- Это всего лишь научно-популярная книжечка, изданная лет десять назад. Когда она вышла, вам наверняка было лет пятнадцать.

- Вышла она восемь лет назад, а мне было почти что двадцать. Так что я взрослая, пан доктор. Книга произвела на меня впечатление. Когда я читала, мне казалось, что написавший ее человек действительно… знает правду.

Здоровой рукой я придвинул к себе лежащую рядом на лавке куртку, нащупал в кармане пакетик с табаком и зажигалку. Внутри пакета нашел книжечку папиросной бумаги, взял щепотку табака, тщательно уложил вдоль листка и онемевшими пальцами осторожно сформировал валик, затем отработанным движением свернул сигарету и с благоговением послюнил покрытый гуммиарабиком край бумажки, после чего завернул его окончательно. Теперь достаточно было оторвать свисающие наружу клочья табака и слегка умять сигарету в пальцах.

Патриция поставила локти на столе, сложила ладони и положила на них лицо, заинтересованно глядя на мои экзерсисы. От нее приятно пахло. Как-то чувственно, вроде как мускусом и чем-то еще. Запах, который неотвратимо ассоциировался для меня с солнечным отпуском на морском берегу. И мне казалось, что от него у меня легонько кружится голова.