Пытаясь понять Россию - страница 35

1994 года быстро возобладала противоположная точка зрения – кредиты надо брать любой ценой и в любых количествах независимо от последствий. И тут же подтвердилась выявленная закономерность – чем больше кредитов, тем меньше реформ.

Главным достоинством типичного российского министра стало умение "навешивать лапшу на уши" сотрудникам МВФ и добиваться новой порции "финансового наркотика". Технология этого дела весьма проста. Нужно через переводчика вести долгие и нудные переговоры, постоянно упирать на наши трудности, коверкать и искажать статистику, обещать что угодно и когда угодно, хитрить и обманывать. Например, выдается новая цифра сбора доходов крупной полугосударственной компании "живыми" деньгами, но кто реально может проверить истинность этой цифры?

Особенно вышесказанное касается переговоров по вопросам внешнего долга, где каждый наш отказ платить по долгам трактуется как крупная победа российской экономической дипломатии. Чем больше мы берем и разворовываем иностранных кредитов, впоследствии уговаривая кредиторов долг нам списать, тем выше рейтинг данного министра. И, как ни странно, тем больше нас любит "большая семерка", МВФ и другие международные финансовые организации.

Последние, как правило, никогда сильно не артачились и покорно отправляли в Россию очередные порции денег, которые зачастую "терялись" сразу после получения. Казалось, что обе стороны играют в какую-то чудовищную игру, ставка в которой – судьба миллионов российских граждан. Мне такая политика всегда была отвратительна.

Массированное кредитование России началось в 1994 году, то есть с того момента, когда реформы у нас практически полностью остановились. Не правда ли, странная политика Запада? В разгар реформ, в начале 1992 года, денег никто не давал. Любопытно и то, что многие настоящие профессионалы в аппарате МВФ честно пытались проводить жесткую и принципиальную линию, но политические соображения постоянно брали верх. А слишком "упрямых" сотрудников (типа Э. Като) просто переводили в другие департаменты подальше от России.

В августе 1998 года, вернувшись в российское правительство в ранге вице-премьера, я написал господину Камдессю очередное письмо, аргументированно выступая против предоставления денег России, так как кредиты не дают положительных результатов, идут неизвестно куда, и вообще, МВФ не знает в действительности с кем сотрудничает.

При этом я задал ему ряд вполне законных вопросов. Действительно, если после семи лет вроде бы отличного выполнения программ МВФ в России отсутствует рост производства и производительности труда, почти умерли финансовые рынки и банковская система, продолжается инфляция и при этом по-прежнему нет конкуренции, царит всеобщая коррупция и т. д., то как нам следует оценивать ход реформ?

От Камдессю я ответа, разумеется, не получил. Зато пришло письмо от начальника департамента бывших социалистических стран Дж. Одли-Сми, который, в принципе, согласился с моей аргументацией, но отметил, что без МВФ было бы еще хуже. По-моему, очень слабое утешение. Особенно для нашей страны.

Конечно, я исхожу здесь из национальных интересов России и мне лично не жалко денег налогоплательщиков Западной Европы или США – это их внутреннее дело. Но мне активно не нравится стремительное нарастание внешнего долга России, обогащение коррупционеров, компрометация идей экономических реформ, рост антизападных настроений как результат бездумной политики Запада, потеря Россией национального престижа. Все эти проблемы лягут на плечи будущих политических лидеров и будущих правительств, на плечи наших детей и внуков.

Конечно, есть и польза от МВФ – многие интересные, проверенные в действии экономические идеи сегодня лучше известны нашим экономистам и правительственным чиновникам, чем раньше. Налаживается дело со статистикой, так как МВФ всегда настаивал на ее значимости, больше стало открытости, но эти и некоторые другие достижения не стоят, на мой взгляд, миллиардов долларов.

По большому счету МВФ напоминает мне доктора, который не может вылечить больного и только поддерживает его в коматозном состоянии между жизнью и смертью (vegetable state). Без кредитов МВФ нам на какое-то время станет больнее, но тогда власти будут вынуждены действовать и лечить болезнь, пусть и путем хирургического вмешательства.