Работник - страница 10

Всё это, конечно, были мелочи, но что он мог ещё сделать, если был только простым работником? Однако если он замечал, что людям тяжело, и если это было в его силах, он с любовью помогал им. Словом, он делал всё, что мог.

Еврей следил, каким парень окажется работником. Мефодий был здесь уже долгое время, и старый Давид видел, что зятья Ондрачика никогда не заботились о хозяйстве так, как этот работник. В доме ли, во дворе, чуть только он замечал где-нибудь, что нужно что-то подправить, он тотчас же заставлял хозяина это сделать. Сам слуга Авраама, о котором говорится в Библии, не мог бы служить своему господину вернее, чем этот работник служил глупому мужику.

Давид считал Ондрачика глупым. Старый еврей часто видел, как плохо шли у мужика дела, но он и не думал ему помочь. Какое ему дело до чужеверца? Он, еврей, относился к мужику так же, как мужик к нему, еврею.

Мефодий был другим. Еврей видел, что работник умнее своего хозяина, однако Давид ни разу не слышал, чтобы парень говорил об Ондрачике иначе, как с уважением и любовью.

Нравственно парень был также совершенно чист. Он был молод, а у Ондрачика была дочь да у Петрача две. Общий колодец был как раз под окном еврея. Старик часто видел, как все три девушки приходили к колодцу и как парень доставал им воды. Девушки улыбались ему, и он, как брат, улыбался им. Старый еврей невольно сравнивал парня с Иосифом в Египте. На что уж дочери Петрача были распущенны, но и они благодаря Мефодию стали держать себя благопристойнее, особенно с того времени, как тот начал ходить к Самко.

Всё это очень располагало Давида к парню, и потому, когда на прошлой неделе Мефодий опять зашёл к нему, старый еврей очень обрадовался: он чувствовал себя в долгу перед Мефодием и хотел хоть чем-нибудь выразить свою любовь к молодому человеку. Теперь парень пришёл сам, чтобы просить его об одной услуге: поучить Самко счёту и торговому делу.

Кажется, никому в мире Давид из любви не оказал бы никакой услуги, но так как его об этом просил Мефодий, то он охотно и дружески обещал. Спросил только:

— Чего ты хлопочешь о твоём соседе? Что тебе за дело до него? У него есть родители и родные, они могли бы сами позаботиться о Самко.

В ответ на это резкое слово старый Давид ждал, что Мефодий станет обвинять старика Петрача, но вышло иначе. Работник спокойно сказал:

— Знаешь что, сосед? Иисус Христос учил:

«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим... и ближнего твоего, как самого себя». Если бы я, например, был беспомощен и слаб, мне было бы очень дорого, чтобы кто-нибудь позаботился обо мне. То же самое я думаю и про Самко. Родители, конечно, его любят, но если они не смогли ему помочь, что же делать? Я же знаю, как ему можно облегчить жизнь. Бог дал мне добрую мысль, и я полагаю, что я обязан её осуществить.

Давид согласился. Всё, что говорил и делал парень, старику нравилось и казалось правильным. Одного старый еврей терпеть не мог:

Мефодий к нему постоянно лез со своим Иисусом Христом. Работник постоянно говорил ему про Иисуса Христа, при каждом чтении книг

Ветхого Завета ссылался на Иисуса Христа и всякий свой разговор обязательно оканчивал словами:

— Спаситель любит нас.

Старый Давид не хотел и думать об этих разговорах. Если бы он мог их выкинуть из головы, он бы никогда и не вспоминал о них. Он сердился на себя, зачем он позволил парню читать истории о Том, Кто был Сын Девы, Кто должен был сокрушить голову змея — греха, Кто был семенем Авраама и сыном Давида, Кто взял на Себя грехи всего мира и Кто назывался Мессией.

В устах Мефодия его религия была прекрасна. Это была действительно религия любви. Она проникала в озлобленное обидами сердце старого еврея, как целебный бальзам. Начни Давиду кто-нибудь раньше говорить об учении Иисуса Христа, он только презрительно посмеялся бы, потому что никто из тех, которые жили рядом с ним и называли себя христианами, не жили по учению Христа.

Они бранились, дрались, совершали убийства и воровали, ходили по судам и не прощали друг друга. Они ходили в храмы и не исполняли того, о чем им там проповедовали.