Рабы ГБ. XX век. Религия предательства - страница 8
В ответ раздалось что-то нечленораздельное о том, как тяжело сейчас с молодежью, что информация на нуле, а сотрудники — так мне откровенно и сказали — в силу возраста и специфических стрижек никак не могут проникнуть в различные молодежные тусовки.
— Ну, тогда я пошел… — решительно сказал я. И уже возле выхода меня догнал Алексей Иванович, буквально прижав к дверям ванной комнаты. Понизив голос, он выдохнул:
— Но, Юрий, просьба. О нашей встрече — никому ни слова!
— А уж это нет! — помню, с гордостью ответил я. — Это уж я никак не могу. Я не Вася с улицы, а спецкор "Литгазеты", и первым делом обязан, — я специально подчеркнул это слово, — обязан сообщить о нашем контакте руководителям редакции.
Слово "контакт" я тоже подчеркнул.
— Ну зачем же, Юрий…
С этим мы и расстались.
Я радостный возвратился в редакцию и, увидев в коридоре Аркадия Удальцова, тогдашнего нашего зама главного, сказал, что только-только из гостиницы "Будапешт", где состоялась такая вот идиотская беседа.
— Здесь что-то не то… — протянул Удальцов. — Может, они хотят из тебя сделать секретного агента?
Потом я рассказывал эту историю множество раз: в командировках, в застольях, на пляже, друзьям и даже малознакомым попутчикам в поездах.
И все долго смеялись.
Кстати, майор Алексей Иванович звонил мне еще дважды, в том самом, 1980-м. Один раз он мне почему-то радостно сообщил, что только что вернулся из отпуска, второй — признался, что очень ему нравится, как я пишу, и попросил назвать номера газет, в которых были мои статьи.
С тех пор он исчез…
До сих пор не могу понять, что же им было тогда от меня надо? Действительно ли их интересовала эта ерунда про буддизм и каратэ или просто нужен был повод для беседы?
Как-то я рассказал эту историю ленинградскому писателю Константину Азадовскому (о его судьбе еще пойдет речь в этой книге), который сам по милости КГБ отсидел два года на Колыме.
По мнению Кости, вот так же, как и меня, вызывали и вызывают многих, но большинство предпочитает о подобных встречах не рассказывать. Почему? Да потому, по его мнению, что их заставляют молчать под угрозой компрометации.
Не знаю, могли ли Алексей Иванович со своим начальником чем-то мне пригрозить в том, восьмидесятом, и потом — сделать своим осведомителем. Не знаю, не уверен…
Скорее всего, больше они никогда не приглашали на конспиративные встречи по другой причине: слишком быстро и слишком многим я рассказал об этой странной встрече. Вполне возможно, они решили, что с таким трепачом уж лучше и не связываться.
Не знаю, не знаю… Им было виднее. Но вот что поразило меня сейчас в себе самом, когда вдруг ударился в собственные воспоминания: как отчетливо сохранились в памяти эти две встречи! Какое было время года — помню! Какая погода стояла на улице! Время суток, место встреч, с кем был, о чем разговаривали — все-все! Даже запахи — именно те запахи, тех лет, — и то, кажется, если чуть-чуть постараюсь, мгновенно почувствую.
А что, эти встречи были из числа главных в моей жизни? Да абсолютно нет. Больше того — они из тех, которые и не должны остаться в памяти. Мало ли с кем сводила судьба! Уж не говорю, со сколькими чиновниками из разных министерств и ведомств мне приходилось видеться. Так сейчас хоть убей — не вспомню, ни что это были за чиновники, ни о чем мы с ними говорили и для чего встречались.
А эти встречи — помню. А эти — не позабыл. Я это к тому, что сижу сейчас, читаю письма-исповеди, пришедшие ко мне, и в них — то же самое!
Зоя Федоровна Суржина помнит, что в местную, свердловскую Лубянку ее вызвали к 15.30. А это когда было — в 1951 году! Не просто — днем и не просто — после полудня, а именно к 15.30…
А. С. Гуревич не забыл, что каюта, в которую его вызвал особист, чтобы предложить "стучать" на товарищей (он служил на корабле в пятидесятые годы), имела номер А-40.
Иля Анатольевна Штейн пишет, что свидания ей назначались на Кудринской площади — так в 1933 году называлась площадь Восстания (до того, как ее недавно снова сделали Кудринской).
Или уж совсем невероятный факт:
"Мне было указано, куда ежемесячно звонить по телефону.