Ради тебя - страница 14

— На сколько? — спросил повар и зачерпнул черпаком кашу.

— На девять.

Повар в упор посмотрел на Пескового и вывалил кашу в котел.

— Убирай посуду, ты не наш.

Старшина махнул рукой и сплюнул.

— Клади, разведчики.

Повар молча швырнул три черпака и взялся за крышку.

— К чужой кухне да с ведром…

— Добавь, за геройство, — сказал Песковой, — Мы такого гуся приволокли!

Повар поднял крышку.

— Ты сам гусь хороший.

Песковой пристально посмотрел в желтые глаза повара и вдруг глухо прочел:

— Уже нет на земле бизонов, и нет тех, кто видел бизонов!

Повар потянулся за карабином.

— Добавь! — прикрикнул на него Песковой.

Старшина снова сплюнул.

— Добавь.

Повар шлепнул в ведро еще полтора черпака каши и рывком захлопнул крышку.

— Сходит человек к фрицам в тыл, и потом ему сам черт не брат.

Песковой снял ведро с котла.

— А мы не ходим к ним.

Повар посмотрел на старшину.

— Как не ходите?

Песковой поставил на край котла два котелка.

— Мы ездим к ним. Сюда чайку.

Повар налил другим черпаком и из другого котла чаю.

— Как ездите?

Песковой пожал плечами.

— Как ездят — на танке.

Повар зло ухмыльнулся.

— Он у вас бесшумный?

Песковой снял котелки с кухни.

— Вот именно.

Повар презрительно скривил губы.

— Трепло ты.

Песковой повернулся к старшине.

— Кого ты видел в сарае? В комбинезоне?

— Фрицевского офицера, — сознался старшина.

— Полковника, — поправил Песковой. — Подкинь черпачок за отвагу.

— Скажи и за это спасибо, — буркнул старшина.

— Спасибо. — Песковой взял ведро и котелки. — Тебе надо лучше питаться, — посоветовал он повару. — Живешь у котла, а тощий. С чего бы?

Повар взял карабин и спрыгнул в окоп.

— Иди, иди. Поймали вшивого ефрейтора, а ерепенятся…

— Что? — переспросил Песковой.

— Идем, — сказал старшина.

— Идем, — согласился Песковой.

Они поели, даже Женька немного поел, запивая кашу чаем. Женька решил, что не пойдет в госпиталь — рана у него оказалась пустяковой: пуля пробила кожу у ребер, но не зацепила их, а так как у Женьки между ребрами и кожей еще ничего не наросло, рана получилась неглубокой, и Женька считал, что лучше отлежаться у кухни, чем идти в госпиталь. Из госпиталя его могли направить в другую часть, а он не хотел попасть в другую часть.

Они подремали, потом старшему лейтенанту наконец позвонили и сказали, чтобы он отправил с провожатым их и пленного на командный пункт бригады.

В провожатые им дали того сержанта, который привел их с переднего края.

— Ты веди нас мимо кухни, там у меня земляк, — попросил сержанта Песковой.

— Можно и мимо кухни, — согласился сержант.

— Ну, похлебошник, смотри на ефрейтора, — сказал Песковой повару, когда они шли мимо кухни. — За всю войну ты видел только пшенку и картошку — открой глаза пошире!

Повар стоял в окопе и недружелюбно смотрел на них.

— Где танк? Где бесшумный танк?

Песковой ничего не ответил.

Женька пристал к Песковому, он просил рассказать про бесшумный танк, и Песковой передал ему разговор с поваром. Женька до самого командного пункта шел и смеялся и хватался за бок, от смеха под раной у него ныли ребра.

У командного пункта они подождали, пока часовой позовет начальника караула. Вместе с начальником караула вышел капитан — адъютант командира корпуса: командир корпуса находился на этом КП, отчего им и приказали идти сюда.

Капитан переписал их фамилии и сказал, что они будут представлены к наградам.

— Кто взял пленного? — спросил капитан.

Прошло несколько секунд, потом Кедров ответил:

— Все брали.

Капитан насмешливо улыбнулся.

— Так не бывает.

— Всяко бывает, — не согласился Песковой.

Капитан достал новую коробку папирос «Кавбек», разрезал ногтем бандероль, закурил и пустил коробку по рукам.

— Как вы его не задушили, когда — сколько вас? — три, пять, семь — когда все навалились?

— Никто не наваливался, — ответил Батраков. — Фрица взял Кедров — вот он, — одного пристрелил, а этого положил. Когда мы подоспели, дело было сделано.

Капитан подчеркнул в списке фамилию Кедрова.

— Это мне и надо.

— Пусть он Мокеича запишет, — шепнул Женька Батракову.

Батраков переглянулся с Никольским и Кедровым.

— Фронт нас переходило не семь, а восемь, товарищ капитан, — сказал он.