Радиогений Митя Автономов - страница 8
Впрочем устанавливали антенну они вдвоем — мой отец, да Митя. Мне работы не нашлось, я был лишним. Поэтому я сидел за трубой, глядел, как они трудятся и пел для них революционные и военно- морские песни. Отцу, как старому военмору нравились те и другие. Папа обожал трогательно-грустную «Там вдали за рекой зажигались огни» про то, как боец молодой из буденовских войск героически погиб в бою с вражьей силой. Я ее спел два раза. Папа сидел верхом на матице крыши, будто на резвой лошадке, держал в руках проволоку и командовал мне: а ну давай теперь «Шел отряд по берегу». И я звонким голосенком вытягивал новую мелодию. Я песни знал, потому, что был в школе запевалой и участвовал в художественной самодеятельности.
А еще там, на крыше, я страшно завидовал Митьке Автономову, который так глубоко изучил законы физики, что понимает, как эта железяка — антенна, простая проволока может выхватывать из воздуха невидимые никому радиоволны и передавать их на приемник. Понимал я и то, что и мой отец тоже завидует Митьке, который все знает лучше его и сидит теперь с плоскогубцами, с самодовольной физиономией, ухмыляется и всеми командует.
Монтировал антенну Митька. Он сидел около самого конька, почти на краю крыши и возился с изоляторами: крепил их к боковой жерди, просовывал в отверстия и загибал проволоку, ловко работал с плоскогубцами. Он разворотисто, по-хозяйски корпел на своим занятием, водил плечами и двигал туда — сюда всем своим крепеньким корпусом. Маслянисто-жирные глазки его шныряли по сторонам, вверх и вниз — ему и в самом деле за всем надо было следить. Митя старательно и умело делал свое дело. Мой отец подавал ему инструмент, протягивал и натягивал проволоку от одного конька крыши к другому, и я видел, что он внимательно все высматривает и запоминает. Он ведь все это делал в первый раз. Тут я тоже завидовал Автономову: фактически он сейчас был учителем для моего отца. Само понимание этого давалось мне не просто. Я в такой роли, как сейчас Митька не бывал еще ни разу.
Правда, эта моя ревность к Мите изрядно компенсировалась реакцией на наше занятие соседей и других односельчан, регулярно проходящих по улице мимо нашего дома. Они все как один останавливались, внимательно нас разглядывали и интересовались:
— Чего удумал делать, Григорий Павлович?
Никто из них не свихнулся с ума и не обратился с таким вопросом к Мите или же ко мне. Все почтительно спрашивали у моего отца. И только он имел право давать на эти вопросы какие нужно ответы.
— Ладно, — думал я, — пусть этот умник Автономов знает, что не он тут самый главный.
Но, говоря начистоту, работали мы весело и, наверно, довольно споро, и вот другой конец антенны закреплен на изоляторах и сброшен вниз на фасадную сторону дома. Мы спустились вниз, и отец просверлил в нужном месте узкое отверстие в стене, продел проволоку насквозь, а я забежал вовнутрь и протащил ее до натяжения. Антенна была готова!
Еще я понял в тот день, что отец мой сильно зауважал Митю Автономова как человека знающего и старательного. Мне он сказал:
— Вот парень растет крепкий. Надо бы ему помочь. Ты, Паша, бери с него пример.
Я виду не подал, что вот сейчас сразу побегу к этому шибко умному Митьке и буду подражать ему во всем, но надо честно признать: далеко мне до него, слабоват я в технических вопросах, слабоват… И самое главное — не получается у меня, как у него, он — гений, а я кто?
На следующий день мы приступили к сборке самого приемника. Делали мы это в Митиной горнице, ведь все детали находились у него дома. Тут я опять говорю «мы», хотя всякому ясно: всю монтажную и организационную работу производил конечно же он, Митя. Мне досталась лишь роль подмастерья. Если бы я взялся чем-нибудь руководить, приемник не произнес бы потом ни единого словечка. Хоть и неприятно мне это признавать, но деваться некуда: мои знания можно было оценить лишь на твердую единицу с минусом.
Уже на следующий день начал вырисовываться общий вид Митиной технической мысли.
Он отпилил пятнадцатисантиметровый кусок от абсолютно круглой и ровной сухой березовой чурки, с двух торцов шурупами прикрепил к нему круглые, двадцатисантиметровые фанерные боковины, поставил это сооружение, похожее на обычную, только огромную нитянную катушку «на попа» и, любуясь на него своими маслянистыми глазками, ласково проворковал техническую фразу: