Раджниш Ошо - страница 11

Этого было достаточно, чтобы дед умолкал. А что он мог поделать? Трудно ему приходилось: спорить он не мог, но прекрасно понимал, что отвечать ему самому придется. Это его мой отец спросит: Что ты сделал для малыша? Так бы оно и было, если бы дед не умер.

Впоследствии мой отец заявил как-то: Это старик виноват, испортил мне мальчишку. Но тогда я уже был сильнее духом и сразу расставил все по местам. Я сказал: Не смей говорить ни единого плохого слова о дедушке. Он меня спас, он не допустил, чтобы ты меня испортил, - вот почему ты злишься. У тебя есть другие дети, можешь их калечить. Время покажет, кого на самом деле испортили» [«А»].

Ошо впоследствии вспоминал: «Я закрываю глаза и ясно вижу ту тихую маленькую деревню: хижины у пруда и высокие деревья, где я играл. Школы там не было. Это нужно подчеркнуть, потому что я не получал никакого образования вплоть до девяти лет, а это важнейший период формирования личности. В определенном смысле я до сих пор необразован, хотя теперь у меня полно званий - и не просто званий, а ученых степеней. Но это по силам любому дураку. Ученые звания ежегодно получает столько дураков, что все эти степени ничего не значат. Для меня важно другое: первые годы жизни я был в стороне от образования. У нас не было ни школы, ни почты, ни вокзала, даже обычной дороги не было. Какое счастье! Наша деревушка была крохотным миром в себе. И я оставался в этом мире необразованности даже потом, когда покинул ту деревню» [«А»].

Первые проблески медитации Ошо испытал еще в детстве, когда прыгал с высокого моста в реку или когда проходил по узенькой тропке над пропастью. Было несколько мгновений, когда ум останавливался. Это вызывало необычайно четкое восприятие всего окружающего, своего нахождения в нем и чувство полной ясности и отдельности сознания от тела. Переживания, испытанные неоднократно, вызвали интерес юноши к медитации, побудив его искать более доступные способы духовного совершенства.

Раджниш очень любил реку и часто оставался на ней ночью, купаясь в самых опасных местах и ныряя в водовороты. Позже он рассказывал: «Если вы попадаете в водоворот, вы будете захвачены, вас потянет ко дну, и чем глубже вы будете опускаться, тем сильнее будет становиться водоворот. Естественная тенденция эго - бороться с ним, потому что водоворот выглядит подобно смерти, Эго пытается бороться с водоворотом, и если вы боретесь с ним в поднявшейся реке или около водопада, где таких воронок много, вы неизбежно пропадете, потому что водоворот очень силен. Вы не сможете преодолеть его.

Но водоворот обладает одним феноменом: на поверхности он велик, но чем глубже вы идете, тем уже и уже становится водоворот - сильнее, но уже. И почти у самого дна воронка так мала, что вы можете очень легко выйти из нее безо всякой борьбы. Фактически около дна воронка сама выбросит вас. Но вы дождитесь дна. Если вы боретесь на поверхности, если делаете что-либо для этого, вы не сможете выжить. Я пробовал со многими водоворотами: это переживание прекрасно».

Переживания в водоворотах были подобны переживанию смерти. Маленький Раджниш рано столкнулся с ней. Когда ему было пять лет, умерла его младшая сестренка, в семь лет он пережил смерть любимого дедушки. Астрологи предсказали ему сталкиваться со смертью каждые семь лет: в семь, четырнадцать и двадцать один. И хотя физически он не умер, переживания смерти в эти годы были у него самыми глубокими. Вот что он переживал после смерти дедушки: «Когда он умер, я почувствовал, что было бы предательством есть. Теперь я не хотел жить. Это было детством, но посредством этого что-то очень глубокое произошло. В течение трех дней я лежал и не двигался. Я не мог встать с кровати. Я говорил: Если он умер, я не хочу жить. Я выжил, но эти три дня были переживанием смерти. Я умер тогда, и я пришел к пониманию (теперь я могу говорить об этом, хотя в то время это было только неясное переживание), я пришел к ощущению, что смерть невозможна...».

В дневнике 1979 г. Ошо записал, что в детские годы ходил за похоронными процессиями, как другие ребята бегали за бродячим цирком: «Одиночество охватило меня с 7 лет. Одиночество стало моей природой. Эта смерть стала для меня смертью всех привязанностей. Всякий раз, когда мои отношения с кем-либо начинали становиться интимными, та смерть пристально смотрела на меня. С этого дня каждый момент сознания жизни неизменно ассоциировался с осознанием смерти».